Снейп зашел в отчий дом далеко за полночь. День выдался до отвращения наполненным событиями. Не самыми лучшими. Довольно короткая и лаконичная прощальная речь, разбавленная изрядной порцией сарказма, от новоиспеченного Директора Хогвартса Николь фон Эджин, скомканные и равнодушные напутствуя от преподавателей, сухие слова от однокурсников... сорвавшаяся поездка на Хогвартс-Экспрессе по прихоти фон Эджин, весьма ядовитый разговор с Директором и поступление от нее нетривиального предложения принять должность преподавателя зелий... театральный жест добродушия и иллюзия выбора... и довольно нестандартный способ принуждения.
Вышел Северус из директорского кабинета в весьма противоречивых чувствах. С одной стороны — определенность. Да, не совсем та, на которую Северус рассчитывал после выпуска. Однако. С другой стороны — работа со школьниками? Снейп слишком хорошо помнил свои первые курсы и отношение детей к изучаемым предметам, особенно, к зельеварению. Он решил для себя: в ужас он придет в тот момент, когда впервые предстанет в новом амплуа перед студентами. А до тех пор... А до тех пор у него и без того довольно много забот.
Например, родительским дом.
Возвращаться в который до одури не хотелось. Однако выбора не было. Увы и ах, у него не имелось совершенно никаких сбережений, чтобы позволить себе снять даже самую ветхую и удаленную от центра комнатушку. Тем более, у него не было маггловских денег. Вернуться в Тупик Прядильщиков все же предстояло. Но Снейп предпочел отложить возвращение настолько, насколько это было возможно. Уменьшив заклинанием свой малочисленный багаж до размеров спичечного коробка, Северус уложил его в карман и аппарировал на знакомую с детства площадку, располагающуюся неподалеку от фамильного дома. Как-то совершенно вылетело из головы, что он не должен вот так показываться перед магглами. Повезло. Как и прошлым летом, на площадке никого не было. Постояв с минуту, Северус отравился по знакомому маршруту к пруду. По излюбленному его и Лили маршруту, который они обязательно преодолевали почти каждый день до момента поступления в школу и по возможности каждую неделю на каникулах. Курса до пятого хранилась эта традиция. Да, до того самого момента, когда случилось то, что случилось. Да, Северус корил себя за выкрикнутое в пылу гнева «Грязнокровка!», но разве самоличная внутренняя казнь могла искупить ошибку?
Где же теперь Лили, где? Они уже не виделись довольно продолжительное время. Что случилось с ней? Что?
Быть может, она тоже здесь? Но надежды на это почти не было. Снейп проходил мимо ее дома. Запущенный и заброшенный. Ни единого следа пребывания в ней человека за продолжительное время. Он понадеялся было, что это чары для отвода глаз, но нет — магии он не ощутил.
— Где же ты, Лили? — прошептал Северус, носком ботинка подцепив упавшую ивовую ветку. Под этой раскидистой ивой он и Лили любили лежать и строить планы: как приедут в Хогвартс, на какие факультеты поступят, какие дисциплины будут изучать, какие книги будут в их распоряжении... мечтали о приключениях и невероятных событиях... грезили сказкой. Увы, мечтам не было суждено сбыться. Не в той мере, в которой хотелось бы. Вот она — взрослая жизнь, из которой порой хотелось бежать без оглядки.
Стемнело и ощутимо похолодало. Где-то за прудом завыли собаки. Снейп не шевелился. И не шевелился довольно долгое время. В отчий дом возвращаться не хотелось. В отчий дом возвращаться было страшно. Однако вернуться пришлось. Почувствовав сшибающую с ног усталость, Северус отправился в сторону дома. И долго мялся перед дверью, бездумно сжимая в ладонях ключи и не решаясь войти. А потом, разозлившись на себя, Снейп резко открыл дверь и, наколдовав на конце волшебной палочки свет, ворвался внутрь, грохотом ботинок растревожив звенящую тишину.
В груди неприятно заныло. Безмолвие и покой. Пыль и запустение. Решив осмотреть дом с утра и начать уборку, Снейп, ни медля ни секунды, поднялся в свою спальню. Не раздеваясь и не разбирая постель, опустился на одеяло. И тут же провалился в сон.

Сначала была темнота. Чернильная и непроглядная. Ни всполоха, ни единого просвета.
Сны редко снились Северусу Снейпу. А если и снились, то блеклые, черно-белые, неинтересные. После которых он неизменно просыпался с тянущим чувством наступления чего-то до тошноты отвратительного, чего-то, на что невозможно повлиять никоим образом. Снейп не любил сны. И предпочитал их не помнить.
Была темнота. Густая и неподвижная. Она заполняла собой все пространство, обволакивала и баюкала. Темнота не была дружелюбной или враждебной. Темнота не была холодной или теплой. Она была. Ненавязчивая и спокойная. Такую темноту можно видеть глубокой ночью в поле на беззвёздном небосводе. С такой темнотой хочется слиться. В такой темноте хочется раствориться, позабыв все заботы и проблемы, позабыв собственное «я».
А потом явился голос. Словно молния, разбившая небосвод на две части. Глаза задвигались в поисках источника голоса. И не находили. Все та же тьма, все то же безмолвное спокойствие. Но он уже не ощущал единения, не ощущал приятного покоя. Он был растревожен. Раздавшийся голос был столь близок. И одновременно столь далек. Голос пробудил и наполнил трепетом каждый нерв. Голос привнес смуту, и вогнал в смятение. Темнота больше не была спасительной. Она больше не притягивала, она отталкивала. Навстречу голосу. Навстречу бездне.
И вновь раздался голос. Чернильная темнота заискрилась мириадами огоньков. Или то были светлячки? Хотелось зажмурить глаза от бросившегося света, но глаза ведь итак были закрыты. Голос не был язвительным или уличающим, не был обиженным или обвиняющим. Он был таким, каким должен быть. Мягким и родным.
— Да.
Хотелось поймать этот голос и сжать в своих руках. И никогда не отпускать. Хотелось, чтобы этот голос бесконечно нашептывал это имя. Хотелось...
— Нет! — стон боли и сожаления.
Голос изменился и стал требовательным. Мрачный небосвод ушел на второй план, явив видение. Медные всполохи, два изумрудных вкрапления. Видение нарастало и становилось все отчетливее. Уже узнавалось изнеможённое лицо, упрямо сжатые губы, застывшие крупные капли слез в глазах.
— Нет, не надо... — мольба.
Видение — точное воспроизведение случившегося. Видение — отголосок отвратительной правды. Видение — факт жизни, от которого не уйти и не убежать. Эта боль навсегда с ним. Эта боль навсегда между ними.
— Лили...
Разум затопила вина.
Эти воспоминания возвращаются всегда, когда кажется, будто бы они запрятаны и навсегда запечатаны в самых дальних чертогах разума. Это неизбежная закономерность. Очередной виток собственного ада.

Снейп понимал и ощущал себя во власти кошмара. Но не находил сил, чтобы вырваться из него. Не находил возможностей, чтобы прекратить творящееся безумие.
— Хочется, — непослушными губами шепчет Северус. — Но не здесь и не сейчас, — его шепот почти неразличим. — Не при подобных обстоятельствах, не под твой осуждающий взгляд.
Да, в ее голосе не было презрения или злости. Но он знает Лили, и знает, что она сейчас чувствует. Вернее, чувствовала, произойди разговор в реальном времени.
Северус хочет передать все свое сожаление, копившееся в нем с момента принятия злополучного Знака Мрака, хочет передать свое раскаяние, и не может подобрать нужных слов. Губы словно завязли в чернильных сгустках темноты.
— Надо, — решительности в голосе не занимать. Северус давно понял и принял свою виновность. Виновность, да — раз того хочет Лили. Пусть все его существо до сих пор отрицает свою вину... но если того хочет Лили... Он не раз ломал себя по ее желанию, не раз сделает и еще, если она того потребует.
Снейп почувствовал, как в нем поднимается волна протеста. И все же.
— Ты думаешь, я мог сказать нет, «не надо» и нас бы тогда отпустили, пожелав доброго пути? Отпустили без упреков, обвинений и наказаний? Ты серьезно так полагаешь?
Северус не уточнил, что значит «тогда». Известным обоим момент их жизни. Совместно пережитый эпизод, после которого их жизненные тропы разошлись самым кардинальным образом. Та самая пресловутая точка бифуркации, в которой каждый сделал свой выбор — где один выбор диаметрально противоположен выбору иному.
Глаза неотрывно следили за изумрудными вкраплениями, парящими в темноте в ореоле рыжих всполохов.
— Это новые сказки о старом, — с упреком бросил Северус. — История не терпит сослагательного наклонения, тебе ли не знать. Какой смысл обсуждать то, что уже свершено? Да, Лили, я признаю, что оступился. Но не в тот момент, когда ты кричала, просила, умоляла. Не в тот момент, когда ты лежала разбитая подле малфоевских ступней. Не в тот момент, когда ты была в полной власти Темного Лорда и в шаге от верной смерти. Но в тот момент тебя услышали. Я услышал. И я не мог сделать иного выбора. Нет, Лили, не мог. Это новые сказки о старом, — повторил Северус, — и обсуждать их бессмысленно.
Каждый останется при своем мнение — это бесспорно. Подобные разговоры наяву заканчивались плачевно. Снейп хотел было коснуться бледной щеки Лили, но не смог шевельнуться. Казалось, сама темнота препятствовала тому.
Снейп задал один единственный вопрос, мучавший его с начала завязавшегося между ним и Лили в высшей степени странного разговора:
— Лили, зачем ты здесь? Зачем ты меня мучаешь?