Уже давно отгремели праздники, связанные с нервной и волнительной сдачей сессии и очередным успешно законченным учебным годом, уже давно отшумел Хогвартс-Экспресс, доставляющий по домам соскучившихся по своим близким школьников. Нещадно палящее солнце обжигало кожу и радовало теплотой нагретой лучами воды. Северус не хотел этих каникул, но если на рождественские праздники Хогвартс мог позволить себе присмотреть за школьниками, у которых нет возможности вернуться домой, то летом, хочешь - не хочешь, уезжать приходится.
Дом встретил холодом и тишиной. Тобиас, даже не взглянув на вернувшегося сына, ушел к себе в комнату. Печально звякнули за дверью его спальни склянки. Эйлин улыбалась сыну, но покрасневшие глаза сводили все впечатление от ее теплой улыбки на «нет». Северус был не рад очередному прозябанию каникул дома. Стены были пропитаны враждебностью и ненавистью.
Положение спас, как ни странно, Люциус, приславший давно обещанный фолиант, отправку которого откладывал более чем на год. Снейп, со свойственной ему любознательностью и кропотливостью, вгрызся в содержимое книги. Пробираться сквозь рукописную магами прошлого тысячелетия информацию было затруднительно. Более семидесяти процентов составляли отстраненные философские изречения, не несущие в себе никакой информационной нагрузки. И все же Снейп продолжал продираться, переписывать важные на его взгляд моменты, перечерчивать схемы и рисунки. Это то, чем он занимался вечерами.
Днями же он пропадал в подвале, который он и Эйлин оборудовали как некую лабораторию пополам с хранилищем. Под потолком были развешены травы, по периметру на полках хранились пузатые бутыли с основой для будущих зелий, что они делают под заказ. Отец предпочитал не показываться в месте, оскверненном магией.
Одним солнечным днем Эйлин затеяла помывку окон. Северус не пожелал оставаться в стороне и вместе с матерью оттирал деревянные рамы и доводил до блеска стекла, протирая их газетами. Схватив очередную газету и поднеся ее уже к окну, Северус замер, вглядываясь в привлекший его внимание заголовок: «Стартовал старейший ежегодный фестиваль в Хорватии - Летний фестиваль в Дубровнике». Слизеринец посмотрел в окно, туда, где через вяло текущую реку виднелся дом Эвансов. В сознании настойчиво вертелись слова Лили о том, что она бы хотела попасть на костюмированное представление, проходящее в магическом Лондоне каждую зиму тридцатого числа января, но – увы и ах – попасть на него совершенно не представляется возможным в силу действующих правил Хогвартса. Снейп думал о том, что нет разницы, на каком мероприятии побывать. Главное, участие, не так ли? Северусу, в общем-то, неважно, где быть, если рядом с Лили. 
Лили… Ей должно понравиться. Пусть Снейп не может пригласить ее на тот самый зимний маскарад в магическом Лондоне, он может подарить ей летний вечер за много миль от Британии. Задуманным он не делился даже с матерью, лишь усерднее трудился над заказами. Эйлин и не спрашивала, щедро делясь полученной выручкой.
А когда у него был на руках порт-ключ, долго не мог решиться и написать Лили.

Лето встретило ее теплыми солнечными деньками, заполненными общением с семьей – и с Северусом, конечно. Он много времени проводил с матерью, от которой получил свой особенный дар в зельеварении, но всегда находил возможность встретиться с ней в их особенном месте. Домик на дереве с каждым годом становился все меньше, но все еще был достаточно крепким, чтобы выдержать двух подростков и их мечты.
Отношения с Петунией развалились окончательно и бесповоротно. Сестра не упускала ни малейшей возможности указать Лили на ее «ненормальность», и любые попытки заговорить с ней заканчивались резким «лучше бы ты не приезжала». Раньше надежда все еще теплилась в Лили, она не переставала уверять себя в том, что все будет как прежде. Но это самое прежде было слишком давно. Маленькая девочка и ее старшая сестра давно уже изменились, и эти перемены нельзя обернуть. Петуния ненавидела ее самозабвенно, не желая менять своего отношения, не желая допустить даже возможности поговорить с Лили по-настоящему, не обдавая ее холодным презрением. По-своему упертая и своенравная, она была похожа на этом в Лили, но не было в ней мягкости, позволявшей Лили прощать даже причиненную боль.
Сев всегда четко выражал свою позицию к этому – Петуния никогда не нравилась ему. И он не мог понять желания Лили помириться, ведь она сама ни с кем не ссорилась. И Лили не могла объясниться ни ему, ни нежелающей слушать сестре.
Северус… ему тоже приходилось нелегко этим летом. Он не любил говорить о том, что происходит у него дома, но в их крошечном городке слухи приходили сами. Отношения Тобиаса и Эйлин были совершенно не похожи на отношения между родителями Лили. Но неволшебники делали свои выводы из этого. Лили же знала страшную правду.
Что случилось бы с ней самой, если бы ее родители не приняли ее волшебного дара? Ей часто снился сон об этом, о презрении на их лице, о собственной беспомощности. Она просыпалась в ужасе, и только мамина ласка помогала прогнать этот ледяной страх. Они любят ее, даже гордятся тем, что их дочь не похожа на остальных детей.
Отец же Северуса ненавидел волшебство. Ненавидел еще сильнее, чем ненавидела его Петуния.
Они никогда не обсуждали эту тему, слишком резко отнесся ее друг к первым попыткам ободрить его. И Лили послушно делала вид, что ничего не происходит, а Сев порою радовал ее короткими рассказами о матери. Как он любит ее!  И с каким восхищением рассказывал о ней, о зельях, которые они готовят вместе… Иногда Лили даже завидовала этому взаимопониманию. В ее семье о магии знали лишь немногое, а видели и того меньше. Северус же мог даже немного колдовать дома. Но в последнее время ее друг совсем позабыл о ней. Он был занят сложными зельями, а еще какими-то загадочными книгами, которые добывал невесть откуда. Лили он показал лишь единожды, но она не поняла практически ничего в мелком убористом почерке мага, жившего сотни лет назад. И они не виделись почти целую неделю, что было чрезвычайно непривычно для Лили, привыкшей видеть Сева практически каждый день.
Поэтому письмо, написанное чернилами на обычной магловской бумаге в клеточку, стало для девушки полнейшей неожиданностью. Как странно – получить от него письмо. Ведь он живет совсем неподалеку… Эта таинственность снедала любопытную гриффиндорку почти весь день, и время будто назло, тянулось в два раза дольше, чем положено. Но вот уже половина шестого, родители с некоторым удивлением согласны с тем, что она немного задержится, а Лили мчится туда, где все началось. На поляну, где она впервые увидела черноглазого мальчишку, ставшего ее лучшим другом.

Письмо Северуса заинтриговало Лили. Она всегда была чуточку слишком любопытна, а Сев знал ее лучше, чем кто бы то ни было. Отсюда и его излюбленный загадочный вид, его поддразнивания, когда он со снисходительным видом заставлял ее кипеть от нетерпения. Эта загадочность в нем другим представлялась мрачностью, Лили же знала – он просто не считает нужным казаться людям приятным и хорошим. Не то, чтобы от этого он сразу становился плохим… кроме того, слизеринцы в большинстве своем такие же, наверное, это воздух в подземельях так на них действует.
Девушка даже заулыбалась этой мысли. Извечное противостояние факультетов обходило ее стороной, хотя немало подпортило им с Севом жизнь в Хогвартсе. Конечно, не было больше такого количества удивленных взглядов на необычную близость алого и зеленого цветов, но дружба слизеринца и гриффиндорки была темой, которую не обсудил лишь самый усердный рейвенкловец.
Она не обращала на них внимания, считая глупостью эту особенность – видеть не людей, а цвета их факультетов. Наверное, учиться на Рейвенкло или Хаффлпаффе было бы проще, они не так яро реагируют на слизеринцев, как гриффиндорцы. А может быть, это только Лили, оказавшейся в эпицентре сплетен, так кажется?
На этот вопрос у нее не было ответа, ни у кого не было – Сев считал, что большинство гриффиндорцев попросту безмозглы, хотя не говорил об этом вслух. Лили же считала абсолютно всех слизеринцев заносчивыми, причем и Сев иногда мог задирать нос по пустякам. Хотя ей удавалось сбить с него спесь. Так же, как удавалось и ему. Наверное, поэтому они лучшие друзья.
Лили никого не встретила, идя по улицам, пусто было и на поляне. Летние вечера прекрасны, но сегодняшний выдался немного душным. Может быть, грядет гроза? Но небо было безоблачным, оно стремительно темнело, обещая ясную звездную ночь. В такую можно забраться на дерево и наблюдать за сияющей россыпью, узнавая почти все созвездия, которые можно различить невооруженным взглядом. Интересно, что сказала бы Петуния, расскажи ей Лили, как студенты Хогвартса проводят ясные ночи у телескопов, чертя карты неба? Ничего приятного – вот уж точно.
Шорох заставил девушку обернуться – она немного оробела, но тут же заулыбалась, увидев Сева. Он быстро шел к ней, приняв самый свой загадочный вид, означавший, что письмо будет вовсе не самым интересным сегодня. И ее надежды оправдались, когда ее друг протянул ей небольшую коробочку, перевязанную темной лентой. Темно-зеленой, почти того же цвета, которого было платье, одетое на девушке. Ее любимый цвет. И его тоже.
Лили считала очень несправедливым то, что гриффиндорские цвета совершенно не подходили ей. Не то, чтобы она к своим пятнадцати превратилась в озабоченную только своей внешностью кокетку, нет. Но не увидеть очевидного не могла даже она, отдающая больше внимания порядку на своей книжной полке. Алое золото и сияющая медь ее волос – будто лилия, попавшая в пасть льва.
- Подарок? – она растерянно затеребила бант, развязывая его. Разве есть повод? И почему он запоздалый? – Но в честь чего?
Коробочка распалась, в вечернем полусвете показался красивый ключ. Ключ?
- Не понимаю, Сев…

Подарки Северуса всегда были для Лили особенными. Конечно, он был лучшим ее другом и любой подарок от него был бы ей приятен, но дело было не в этом. Он умудрялся вытащить наружу все ее сокровенные желания – и если не исполнить их в точности, то приблизиться к этому. Как в прошлом году – он вернул ей ощущение любимого лета, устроив пикник в оранжерее. И за кустиками растущих мандрагор ярким пятном блестели лилии, выращенные им не при помощи магии, а самым обычным способом. Это был один из лучших ее дней рождения, просто потому, что зима вдруг уступила место лету. А ведь она всегда с жалостью говорила о том, что летние дни рождения – самые лучшие. Просто мысль, возвращавшаяся к ней каждую зиму. А он не только слушал… он слышал.
У нее были подруги, но они все же многого не понимали в ней. Просто потому что были другими. Они не знали магловского мира, не понимали, как можно жить без магии. И не понимали, как это можно – дружить с гадким слизеринцем.
Она общалась и с другими – не только с гриффиндорцами. Но большую часть своего времени старалась проводить именно с Северусом, пусть даже они проводили это время молча, уткнувшись в книги. Но это молчание было не просто молчанием. Ведь стоит поднять взгляд, произнести вслух свою мысль, возникший вопрос – и тут же получишь ответ. Это знание – что он всегда рядом, - очень много значило для Лили. Он единственный всегда был рядом. И ни ее происхождение, ни цвета ее факультета, ни какие-то черты характера – ничто не могло препятствовать их дружбе. Никогда не воспрепятствует.
Ключ в ее ладони был тяжелым и прохладным. А взгляд Сева – слишком уж загадочным. Что он задумал?
Девушка опять повертела подарок в руках, вглядываясь в затейливую бороздку. Вспомнилось вдруг как она учила его свистеть в ключик – прямо как Пеппи Длинный Чулок из книжки. Это было давно, еще до Хогвартса, когда они только ждали писем. Он так и не научился. И, кажется, так и не понял, почему это может быть забавным.
В том, что он не понял ее тогда, не было его вины. Лили не знала всего, но слышала достаточно, чтобы понимать ту напряженность, что всегда возникала в Северусе в некоторые моменты их общения. Когда речь заходила о семьях…. Даже ее родители называли его бедным мальчиком, когда думали, что дочь не слышит. Бедный ребенок, у него почти не было детства. Она могла многого не понимать, эта тема была под негласным запретом между ними. Единственное, что они не обсуждали, если только он не решался открыть свои мысли. Это очень редко бывало… но значило для Лили больше, чем все остальное. То, что он открывал ей свои мысли, переживания. Так редко, что она могла пересчитать по пальцам… но это было лучше любых подарков.
Однако сейчас подарок вполне реальный. И она определенно не знала, что с ним делать.
- Случится… что? – она нахмурилась, вглядываясь в его лицо. Будь это не Северус, она могла бы передумать все, что угодно – от неприятных заклятий до букашек, спрятанных в полом металле. Шалости, достойные Мародеров, но не ее друга. Все будет гораздо интереснее и загадочнее.
Простотаковский подарок – это ведь уже что-то загадочное, так ведь?
Особенно если этот подарок…
А что такое этот подарок, она поняла уже через мгновение, кивнув в ответ на его вопрос. Доверяет ли она ему? Больше, чем кому бы то ни было. Больше даже, чем самой себе. Ведь он предложил ей не просто ключ от чего-то. Этот ключ сам был чем-то.
- Портключ? – она почти вскрикнула это, поймав Северуса за руку. И тут же нетерпеливо подпрыгнула, понимая по его виду, что вредный слизеринец ни за что не расскажет ей куда ведет этот портключ.
Невозможность использовать магию вне стен школы была для Лили сплошным разочарованием. Сев мог заниматься зельеварением вместе с мамой, она же была лишена всего, кроме книг. Представить только лицо Петуньи, увидевшей кипящее в котле варево. Не забыть бы при этом нарядиться в настоящий ведьминский наряд, чтобы впечатление было полным.
Но портключ нельзя отследить, он сам является магическим предметом, использовать его совершенно безопасно, даже совсем маленьким детям. А они через два года уже будут совсем взрослыми. Так что страха не было – только нетерпение и сжигающее любопытство.
- Я верю тебе. – Взволнованно кивнула она, закрывая глаза. Ее ладоней коснулись его ладони – и ключ потеплел между их пальцами.