Разворачивающееся действо вызывало противоречивые чувства. Эрика перевела взгляд на Ллойда, и сердце девушки снова сжалось. Все было таким странным, таким невероятным, что так просто и быстро поверить в сказанные парнем слова, она не могла. Возможно, причина крылась в глубоко спрятанной неуверенности в себе, а возможно, дело было в том, что для нее все это было в новинку. Она еще не до конца разобралась в собственных чувствах по отношению к Брауну, но не могла не признать, что он за столь короткое время стал ей дорог. Некстати, а возможно, очень даже кстати, вспомнились их поцелуи на башне во время празднования Дня Святого Валентина. Кровь прилила к щекам, а внутри что-то шевельнулось, толкая на совершенно безрассудное действие. Им нужно поговорить. И если он не предпринимает к этому попыток, то хотя бы она должна это сделать. Пусть ей никогда не давались выяснения отношений, да и открытых конфликтов Эрика всегда старалась избегать, но жить дальше роя туннели в овсянке, не смыкая ночами глаз, сторонясь Ллойда и подвергаясь каким-то странным попыткам окружающих помочь ей увидеть истину – не могла.
Не дав себе времени опомниться и осмыслить пришедшее в голову, Эрика схватила Брауна за предплечье и решительно потянула, двинувшись в сторону выхода из Большого Зала. Хватит уже ходить вокруг да около и позволять другим решать их проблемы. Они должны как-то справиться с этим сами. А лучшего способа, чем поговорить, Эрика не видела. Протащив Ллойда за собой по проходу, девушка вышла в коридор, где благополучно и затормозила, озираясь по сторонам. Краска еще сильнее прилила к щекам. Эрика облизала пересохшие губы и робко посмотрела на Брауна:
- Нам нужно… поговорить, - хрипло известила его она, поспешно выпуская его предплечье, и чувствуя себя еще большей дурой, чем до этого.

Не то, чтобы она думала о расставании с Ллойдом. Скорее, она просто не считала, что у нее были какие-либо права на него, и их отношения – это нечто большее, чем просто дружеское проведение времени друг с другом. Но собственная реакция на сцену с фотоаппаратом явно доказывала, что в глубине души Эрика все же хотела верить, что они с Брауном пара. А это, в свою очередь, и стало причиной того, что сейчас Уолтер изо всех сил пыталась понять, почему же ее так ужасает лишь мысль о том, что их общение закончится, тем более закончится таким странным образом. Впрочем, она не собиралась ни принуждать его к разговору, ни требовать объяснений. Если для него их общение что-то значит, он найдет способ достучаться до нее и успокоить.
Ллойд сложил руки на груди, становясь перед ней. Взгляд Эрики стал чуть удивленным. Такой откровенный жест защиты. Неужели он ждет, что она собирается нападать на него? Взгляд медленно скользнул вверх, пока не встретился со взглядом хаффлпаффца. Нужно, наверное, было что-то сказать, как-то продолжить то, что она обозначила фразой: «Нам надо поговорить». Но у Эрики не находилось слов. В этот момент она отчетливо осознала, что у нее нет прав обижаться на него за то, свидетелем чего ей не посчастливилось стать. Кто она ему вообще такая, чтобы устраивать сцены разборок и требовать объяснений?
Эрика вздохнула, и уже было хотела рассказать все то, о чем она только что подумала, а заодно и извиниться за свое поведение, которое поставило их обоих в столь неловкую ситуацию, но Ллойд подал голос, и девушка замерла, слушая лихорадочные удары своего сердца, которому хватило одного слова «послушай», сказанного Брауном, чтобы наполниться надеждой и волнением и сорваться с цепи. Впрочем, после него последовала пауза, которая лишь сильнее сковывала тело, заставляя сходить с ума от волнения и недопонимания ситуации.
«Что же он хочет сказать?» - мелькнула практически паническая мысль, прежде чем Эрика ощутила на своей руке пальцы Ллойда, а под ладонью – легкую вибрацию его сердца. Во рту пересохло. Девушка некоторое время могла смотреть только на тыльную сторону своей ладони, вбирая в себя стук сердца хаффлпаффца. От его слов по позвоночнику побежали-потекли мурашки, усиливая волнение и напряжение этой сцены.
Спустя пару мгновений, девушка снова заглянула в глаза Брауну. А потом, точно загипнотизированная, сделала шаг вперед, оказываясь практически вплотную к нему, и коснулась его теплых губ своими губами, ощущая, как от этого легкого касания внутри начинают вихриться чувства, опаляя и разжигая, усиливая волнение и надежду.

Его губы были мягкими, теплыми и жадными. Он точно пытался насытиться этим поцелуем, поглотить ее, но это не пугало, лишь усиливало те волны жара, что снова затанцевали и завихрились внутри нее. Эрика уже не боялась их, уже зная, что они не приносят неудобств, это не больно. Это приятно, волнующе и сладко. До безумия сладко. Ее сердце неслось вскачь, гоня кровь по венам, которая, казалось, вот-вот вскипит и забурлит. И вместе с тем девушка еще пыталась как-то анализировать собственные ощущения, но с каждым новым касанием губ Ллойда, ей все сложнее это удавалось. Она лишь чувствовала, как к губам приливает кровь, делая их припухлыми и алыми. Как эти самые губы отвечают на жаркие и жадные поцелуи Брауна, как приоткрываются навстречу его губам, робко прихватывают его язык, а кончик языка скользит по его зубам, касаются его языка, мягко и осторожно. И нет сил, чтобы отстраниться и прервать это сумасшедшие движение навстречу друг другу. И нет даже мыслей о том, чтобы прерывать, потому что в этот миг мир для нее замкнулся на нем, на его лихорадочных поцелуях, на его руках, обхватывающих ее плечи. Пальцы Эрики зарылись в волосы Брауна на затылке, ероша пряди, вторая рука обвилась вокруг его шеи, пальцами ощущая холод камня.
Ллойд отстранился, прерывая эту лихорадочную пляску их губ. И лишь спустя несколько мгновений, за которые Эрика смогла кое-как восстановить сбившееся дыхание, немного притушить жар тела и осознать реальность происходящего, она вдруг поняла, что они каким-то чудесным образом уже не стоят посреди холла, напротив дверей, ведущих в Большой зал, а находятся в темной нише рядом с лестницей. Щеки, успевшие раскраснеться во время поцелуя, вспыхнули еще сильнее. Руки медленно опустились на плечи парня, а взгляд стал слегка смущенным.
Браун тем временем заговорил. И от его слов и тона, сердце снова ожило и начало стучать быстрее, ощутимее. Она сама вполне была готова к «новым экспериментам», но эксперимент подобного рода никогда не приходил ей в голову. Эрика с удивлением осознала пришедшую вдруг мысль, что если ему так хочется пофотографироваться обнаженным, возможно, если у нее появится камера, она могла бы позволить ему подобное развлечение. Конечно, если по ту сторону объектива будет она. И тут же отогнала эту странную мысль, от которой по телу вновь побежали волны жара. Вчера ей хватило одного взгляда мельком, чтобы понять, что Ллойд обнажен перед Генте, и ее настолько расстроил этот факт, что она не удосужилась рассмотреть его наготу как следует. Да и с того расстояния, на котором она находилась, это вряд ли было бы возможно сделать как следует. Но если бы у нее была такая возможность…. Эрика приложила достаточно усилий, чтобы отогнать эти мысли. Облизала вдруг пересохшие губы и несколько непонимающе уставилась в глаза Ллойда, пытаясь осмыслить только что сказанное им про их общий снимок.
- Мм…, - спустя мгновение молчания, выдала она, хлопнула ресницами и кашлянула. Голос сел, в нем проскальзывали хриплые нотки, которые были следствием жара, распространяющегося внутри ее тела, - Надеюсь, ты не имеешь ввиду… общий снимок… жанра… подобного вчерашним экспериментам? – Эрику окатила волна смущения от собственного вопроса, но она не могла не задать его. И от мысли о том, что он именно это и имеет ввиду, стало и жарко, и страшно.

Эрика смотрела на Ллойда широко распахнутыми глазами, слушая его рассуждения по поводу их общих фотографий. Это было так… странно. Странно и тепло. Пока он говорил, забылось смущение, вызванное обсуждением пикантности увиденной ею вчера фотосессии, вместо него пришло мечтательное вдохновение и радость.
- Мне эта идея нравится, - улыбаясь, заметила Эрика, кончиками пальцев убирая прядь волос Ллойду за ухо и ловя себя на мысли, что ей нравится касаться его, ощущать его тепло, такое близкое и волнующее. Как странно, всего несколько недель, и она уже заглядывает в будущее, осознавая, что ей будет очень сложно не видеть его каждый день, не иметь возможности коснуться, услышать его веселый голос, рассказывающий об очередной гениальной идее, которая обязательно придется ей по вкусу. Возможно, это и правда любовь.
Но Ллойд не дал ей окончательно раствориться во вдохновляющем воздействии его речей, снова затронув тему обнаженки на фотокарточка и не только на них. Щеки Эрики вспыхнули, мучительный румянец от только что произнесенных слов опалил, стало труднее дышать и захотелось спрятаться. Но она не спряталась, продолжая вглядываться в его глаза, чутко улавливая его смущение и где-то глубоко внутри понимая, что, наверное, когда-нибудь это случиться, и она вовсе и не против, наверное. Ну, по крайней мере, когда это случиться, она будет не против. И уж конечно, в эту минуту она думала вовсе не о фотографиях и фотосессиях.
Тряхнув головой, Эрика кашлянула и выпалила на одном дыхании, глядя парню в глаза:
- Ты, правда, думаешь, что это любовь? - от чего еще сильнее смутилась, но раз уж тема зашла так далеко, что в голове волей-неволей возникают весьма странные, пикантные образы, от которых в дрожь бросает, а по позвоночнику текут мурашки, то почему бы не уточнить некоторые детали их взаимоотношений?
- Нет, ну… я просто… Не то, чтобы я сомневаюсь в твоих словах… Но…, - запинаясь и путаясь в словах, которые отчего-то вдруг стали тяжелыми и цепляющимися за язык, решила все-таки уточнить девушка, - Просто… Это ведь серьезно… Ну, любовь…, - взгляд ее стал беспомощным, точно она ожидала, что Ллойд поймет ее и так, самостоятельно заполнив пропуски в рваном монологе. По сути, любовь представлялась ей куда как более серьезным словом, нежели обычное определение возникающих отношений романтического характера. О любви говорят, когда начинают строить планы на будущее, когда покупают кольцо и придумывают имена первых пятерых детей, когда приходит понимание, что отношения, несмотря ни на какие препятствия, могут существовать и поддерживаться, когда… в общем, это очень серьезное заявление, для которого они, наверное, очень мало друг друга знают. Ну, так принято полагать, по крайней мере. С другой стороны, общепринятые рамки имели мало значения, да и серьезности, что у нее, что у Ллойда было не так уж много, если, опять же, смотреть с точки зрения постулатов, навязываемых обществом. Посему, Эрика определяла для себя любовь, как складывающийся из маленьких деталей карандашный рисунок, который занимает определенное место где-то внутри самосознания, и уже вокруг него, полагаясь на него, расцветают прочие чувства, инстинкты и восприятия. Ллойд вполне мог бы быть художником этого рисунка, но для определения степени его возможности влиять на это, наверное, нужно было еще время. Впрочем, как и большинство впервые влюбленных, а Эрика в настоящее время представляла именно этот «класс» людей, она готова была согласиться, что это любовь, самая настоящая и самая необыкновенная, которая будет лишь длиться и шириться и никогда не закончится.
- Я… не хочу сказать, что… что… что я тебя не люблю… но… я… это ведь… ну, ты понимаешь, что это достаточно серьезное заявление… ты…нет, я не хочу тебя обидеть или уязвить… но… у тебя ведь были другие… девушки, - выдавливала из себя слова Эрика, - ты… ты всем это говорил? И... ты правда... у тебя были...с ними..., - голос сел, медленно сошел на шепот, пока девушка и вовсе не замолчала, не зная, как спросить его о том, как далеко он заходил с девушками и чего, в таком случае, ждет от нее.