Опасность в паре с вседозволенностью туманила рассудок. Для Амикуса происходящее из веселого развлечения превратилось в азартную игру. Он словно почуял дикий зов азарта, которому совершенно не желал противостоять, наоборот, без колебаний последовал за ним. Он не разменивался на мелочи, он встретил достойного для себя соперника, пусть соперника в юбке. И теперь не собирался тратить свое время и внимание на различного рода шваль, например, дрожащих хозяйку бара и ее трусливого парня, на случайных посетительниц, находящихся в полуобморочном состоянии и практически слившихся со стеной, к которой прижались, ища защиты. Ему бы понадобился лишь один взмах волшебной палочки, чтобы отправить неугодных к праотцам. Но к чему волнение, с ними прекрасно справятся спутники Амикуса. Сам же слизеринец займется аврором. Она обучена, натаскана на… общение с такими вот злобными темными волшебниками, как Кэрроу. Слизеринец ухмыльнулся. Азарт подстегивал его к действиям.
«Что ж, пообщаемся, посмотрим, как училась эта девочка в аврорате, сделаем определенные выводы: действительно ли заслуживает подобного звания или все же путь себе открыла через постель?» Амикус лично оценит ее умение и прилежание. Он сделал шаг по направлению к Алисе, внимательно следя за тем, как она отбивается от проклятий Селвина. «Протего» выставляет на защиту? Слабенько. Он подумал о том, чем бы наградить авроршу и стоит ли уродовать ее вполне симпатичное личико? И почувствовал вселенское разочарование, когда услышал приближающиеся шаги, как оказалось, вызванной подмоги. Голос сзади возвестил о вторжении аврората в их… милое гнездышко. Не будь рядом с Амикусом Алекто, слизеринец не раздумывая бы аппарировал, не заботясь о благополучии знакомых. Но вопреки досужим домыслам, Кэрроу не был скотом в отношении своей сестры и подставлять ее не позволит любовь и долг перед ней.
Справедливо рассчитав, что пущенные ворвавшимися аврорами заклинания полетят в первую очередь в спину Амикуса Кэрроу – а на что еще способен аврорат, кроме как атаковать со спины? - он дернулся в сторону, чтобы, во-первых, увернуться от лучей и, во-вторых, прикрыть собой сестру и дать ей возможность беспрепятственно исчезнуть из эпицентра событий, в котором ей оставаться нежелательно. Слизеринец вырос перед Алекто, мрачно смотря ей в глаза.
- Проваливай… - только и успел вымолвить он прежде, чем в его спину влетел луч парализующего заклинания. «…живо отсюда», - мысленно закончил он. – «Хоть мысли заморозить не могут. Мда, оставлять спину неприкрытой было неразумно». Амикус успел заметить смазанное пятно сбоку, чем являлся аппарировший Селвин, и рухнул на пол, больно стукнувшись плечом о брошенную ножку стула. Данное положение как-то не способствовало появлению философским мыслям, как и не предоставляло хорошего обзора для глаз. А смотреть на затылок грохнувшегося в обморок друга грязнокровой хозяйки паба не хотелось, однако, выбора не было – заклинание не позволяло закрыть глаза – пришлось пялиться на постепенно вымокающий в крови лохматый затылок парня и злобно надеяться, что крови вытечет достаточно прежде, чем аврорат сообразит, что к чему.

Эрика вообще не могла четко идентифицировать, что происходит. Обрывки фраз, слова, грохот, вспышки, все это проносилось над ней, смешиваясь в беспорядочный калейдоскоп. Ее собственные мысли кружили и душили ее в замкнутом пространстве собственного тела. Ей было страшно. Только вот страх за саму себя исчез вовсе, а страх за Ллойда, которого она теперь не могла ни видеть, ни слышать, стал самой яркой из переживаемых эмоций. Не будь она скована заклинанием, этот страх бы парализовал ее. Он сводил с ума, мучил, требовал каких-то действий. Поглощающая пелена беспомощности, черная и непроглядная накрывала девушку с головой, пытаясь вырвать сердце, сочащееся тревогой и страхом. И если бы не раздавшееся: «Аврорат! Бросайте палочки!» - неизвестно, чем бы кончилась эта битва с собственным разумом. Но эта битва помогла Эрике в полной мере оценить собственную беспомощность и неспособность, неподготовленность к той жизни, которую газеты прочат в будущем стране и миру магов. Неподготовленность к беспощадности, к жестокости, к защите себя и своих близких. И это было самым сильным разочарованием - разочарование в собственных силах.
Она так и не поняла, кто послал заклинание и когда это случилось. Просто вот только что она была скована, заперта в собственном теле, а мгновение спустя уже могла двигаться. Конечности затекли, плохо слушались, все тело неприятно покалывало тысячами невидимых иголочек, но Эрика нашла в себе силы сесть, потому что никакая физическая боль не могла сравниться с той болью, которая сейчас разъедала ее душу мечтательницы, ее веру в лучшее в людях. Которая перетряхивала все внутри и раз за разом впивалась в сердце, сжимая его, играя с ним. Но, чтобы там ни происходило с ней самой, важным было другое. Важным было увидеть Ллойда, увидеть, что он жив, здоров, что она его не потеряла, что он остался с ней.
И она увидела. Сперва ее взгляд пробежался по помещению, ощупывая лица тех, кто стоял, но не находя среди них того, которое она искала, и лишь потом Эрика нашла его. Кровь на лице, манипуляции, сперва Миссис Лонгботтом, а потом и женщины, пришедшей вместе с ней. Эрику замутило. Сердце застучало, разбуженной, испуганной птичкой в тесной клетке ребер. Вскочить на ноги она не могла, поэтому поступила так, как могла, подползла к телу хаффлпаффца, которое ощупывала женщина. По щекам сами собой заструились слезы. Дрожащая холодная ладонь нащупала руку Ллойда, сжимая не менее холодные пальцы, чем ее собственные. И было столько разных мыслей в голове. Начиная от: «Мерлин, но почему ты оказался здесь именно сегодня?», - заканчивая той, которая была громче всех, которая выделялась на общем фоне, жужжащих, громким внутренним криком: «Живи! Лло, не оставляй меня!».