Совместно с Ллойдом Брауном.

Словесные оскорбления – это, по сути, ерунда. Их можно снести, можно не обратить на них внимания, пропустить мимо ушей. Но оскорбления действием – совсем иное. Ее паб рушился на глазах. Тщательно созданный, подобранный и подогнанный образ этого места смешивали с грязью, уничтожали, терзая ту часть души, которая простодушно и наивно верила, что люди не могут быть такими жестокими. Страх и боль, смешение чувств и оторопь. Не бороться ей со злом. Она не подготовлена к этому. Эрика с отчаянием наблюдала за тем, как незнакомый парень избавляет полки от вещей, которые использовались для того, чтобы придать уют заведению. Вещи – это наживное. С этим можно справиться. Сложнее справиться с потерей того, во что вложил душу и сердце. С крушением надежд. Она так мечтала, что этот паб станет самым лучшим заведением на свете, так старалась сделать его уникальным, необычным. Роспись стен, стулья и столики, полки, предметы. Любовь. Они топтали ее любовь, а она не могла и слова вымолвить, не могла двинуться. Оставалось лишь мысленно молить небо, Мерлина и всех тех, кто мог прийти на помощь, чтобы пришли, чтобы не оставили в этот момент. Но сильнее всего был страх за Брауна. Она может вытерпеть многое, пережить многое, даже умереть, но лишь бы не тронули его. Ее лучик солнца, согревающий, ласкающий своим теплом. Только не его. Но она не может делать ничего, чтобы защитить его. Палочка, хоть и оттягивает карман, но она бесполезна. Эрика не может вспомнить ни одного атакующего заклинания, да и сил на это не хватит. Для атакующий чар нужна решимость, у нее лишь страх, парализующий, выкручивающий нервы, заставляющий внутренности вибрировать и сворачиваться тугим комком. Они продолжают что-то говорить, издеваться, издавать какие-то мерзкие звуки, но она не слышит их. Лишь стук собственного сердца, лишь голос отчаяния, страха и боли.
Ллойд вцепился в запястье Эрики, чтобы чувствовать ее присутствие. В нем вскипала и бурлила ярость, желавшая как можно скорее высвободиться и обрушиться на тех, кто нарушил его спокойствие. Их спокойствие. С каждым сказанным незваными гостями словом, гнев усиливался, грозя разорвать тонкую пленку, что удерживала его. Браун краем сознанием понимал, что ответить слизеринцам – значит вступить на тропу войны. И лишь ощущение, что Эрика рядом, предостерегала хаффлпаффца от необдуманных действий. Страх за девушку подстегивал самоконтроль мальчишки, сдерживал готовые сорваться с языка колкие фразы. Он, наверно, до боли сжимал запястье Эрики, отмечая, что, наверняка, останутся красные отметины его пальцев. И это знание помогало ему не сорваться. В голове вертелись десятки атакующих заклинаний, рука, в которой он удерживал волшебную палочку, начала мелко дрожать. Нет. Он не будет нападать первым, как бы ни было желание велико. Он не поддастся на провокацию. Он не вправе ввязывать Эрику в битву. Двое против четверых… безумие. Он был бы готов сразиться один против их всех, но без Эрики. Он просто не может этого сделать на глазах любимой девушки. Браун мысленно пообещал себе, что это вторжение так просто не сойдет с рук слизеринцев. Они поплатятся за причиненный ущерб и за тот страх, что накрыл девушку с головой.
Движение сбоку. Новые действующие лица на сцене. Две девушки постарше. Одна из них знакомая – Алиса Лонгботтом. Красавица, о который Ллойд так тепло отзывался. А Эрике она запомнилась еще и прекрасной подачей интересного материала. Что она здесь делать? Неужели пришла помочь? Эрике хотелось кричать от отчаяния и ужаса, но девушка не могла разлепить губ, шевельнуться, действовать. Так близко на грани. Кэрроу уже однажды показал ей, на что способен. Но те чувства забылись, стерлись, потому что тот день стал точкой отсчета для их отношений с Ллойдом. Но сейчас снова ожили, питая страх, делая его невыносимым. Помогите, пожалуйста, помогите.
Ллойд не знал, как реагировать на приход девушек. Алиса Лонгботтом… он окинул ее хмурым взглядом. Будь другая ситуация, хаффлпаффец поприветствовал бы девушку улыбкой, но… В данный момент, она и ее спутница здесь нежеланны. Они ведь станут на сторону хаффлпаффцев. Пусть даже если численность уравняется, против слизеринцев – знатоков темной магии – они все вместе мало что смогут предпринять. Это априори проигрышная ситуация. А еще две посетительницы, практически забившиеся в угол…
- Ничего не происходит, - выдавил Ллойд. – Наши… гости, - да, трудно их называть таковыми, - уже уходят.

Совместно с Эванс (в роли Алекто) и Блэком (в ролях Селвина и Джаггсона)

Кэрроу никак не реагировал на, безусловно, душещипательные слова незваной гостьи. Он и рад бы выдавить из себя слезу, да только боялся, что малость перестарается с сентиментальностью.
- Это ты себя, что ли, обществом называешь? – огрызнулся Амикус, выжигая на поверхности стола контуры черепа. Да как она может ему – Амикусу Кэрроу – читать морали по поводу его поведения? Да что она вообще понимает в этом? Возмущение вперемешку с яростью волнами накатывали на него. Он ведет себя как истинный Пожиратель Смерти – только это имеет значение. И эта… защитница униженных и оскорбленных не имеет никакого права разговаривать с Амикусом в подобном тоне. Все присутствующие в этом пабе – за исключением Алекто, Селвина и Джаггсона – грязь. А грязнокровки и их… покровители – это даже не низы общества, это отбросы. Кэрроу демонстративно отвернулся от девушек, всем своим видом показывая свою неприязнь.
Не понял. Ощущение было такое, словно его облили с ног до головы ледяной водой. Но не это чувство взбесило Амикуса, а то, что какая-то профурсетка мало того, что посмела поднять на него волшебную палочку, так еще и выпустила в него заклинание. Не важно, какое, не важно, какие благие цели при этом она преследовала! Важен сам факт, за который она и должна поплатиться. Он моментально вскочил на ноги, наставив волшебную палочку на дамочку. Которая, кстати, и Джагсона потревожила не меньше. Но тот успел отвести плечо, не попав под заклинание. Настроение поднималось. Питер с интересом поднял голову, глядя на Мика. Он был уверен, что в ход сейчас пойдет непростительное, и прежде недовольное выражение лица тут же озарилось кровожадной улыбочкой. О, да, именно это называют весельем, причем не «теперь», а с незапамятных времен, такова уж природа человека. И не присоединиться к этому Джаггсон не мог, он следом поднялся на ноги и, потеряв интерес к трясущейся от страха влюбленной парочке, обратил все свое внимание на девушек у входа. Словно хищник, которого отвлекли от намеченной трапезы. Но ведь четыре ягненка лучше двух ягнят? Вот то-то и оно. Поэтому Питер и улыбался, предвкушая славную схваточку, Селвин же, хихикая, отошел в сторону, освобождая «ринг» для друзей.
- Пленных не брать. – Смеясь, скомандовал он Джаггсону, у которого, впрочем, во взгляде итак это слишком хорошо читалось.
Алекто захохотала - смачно, до слез в глазах. Так, что ее смех отдавался стеклянным звоном в осколках некогда может быть и изящных - для кого-то - сосудах. Выражение лица Амикуса было непередаваемым и девушка ловила каждую секунду. пока его недоумение не сменилось яростью.
- Мик, Мик... - она остановилась, восстанавливая дыхание, и опять захихикала. - Проучили тебя, малыш? - она махнула палочкой, отправляя в мисс-чего-то-там простое заклинание подножки.
- Глэдиус! - яростно выкрикнул Амикус, издевательства сестры стали последней каплей в его выдержке. Это, пожалуй, проучит любопытную дамочку не вмешиваться в дела, прямым образом не касающиеся ее персоны.

Страх бывает разный. Нет, ну, в самом деле, бояться можно много и по-разному. Учась в школе Эрика боялась зачетов и экзаменов, контрольных проверок. Ну, как боялась, волновалась, страшилась, пугалась, обмирая около дверей аудитории, чувствуя ледяной холод внутри, окутывавший внутренности. А еще она панически боялась кур. Квохчущие, пернатые с красными гребешками, они вызывали у девушки откровенный приступ паники. Что, впрочем, не распространялось на вкусовые качества данного вида домашних питомцев. А вот сейчас был другой вид страха. Смешанный с неприятным чувством омерзения, при взгляде на пьяных подростков, которые кичились своим происхождением и выставляли напоказ свои самые отвратительные черты, ничуть этого не смущаясь, свято веря, что им принадлежит весь мир и, что бы они ни сделали, им все сойдет с рук. И вместе с этим Эрика чувствовала настоящий ужас, понимая, что даже если эти ребята что-то сделают, сделают с ними, и им когда-нибудь придется ответить за это, то лично ей, скорее всего, к тому моменту будет совершенно все равно. Никогда ранее, она не испытывала ничего подобного. Старалась непредвзято смотреть на людей и на вещи, искать оправдание каждому поступку, причину того или иного поведения. Даже сейчас могла найти с десяток обоснований подобному поведению помимо того, что они верят, что все это сойдет им с рук. Дело не только в этом. Конечно, вседозволенность развращает. Но нормальный человек всегда будет сдержан рамками. Рамками семьи, закона, общества, собственными рамками. И полнейшее отсутствие каких-либо рамок у этих людей, так бесцеремонно ворвавшихся в это помещение, крушащих, творящих беспредел там, куда она вложила свою любовь, свои надежды и мечты, ужасало и вызывало стойкое чувство отвращения.
Аристократические черты, пропитанные чистокровностью, искажали те чувства, которые открыто проявляли собравшиеся. Вот заклинание сорвалось с кончика палочки Алисы Лонгботтом, и вспышка света ударила в Амикуса. Эрика вздрогнула, непроизвольно втягивая голову в плечи. Конечно, присутствие аврора несколько разбавляло сложную сложившуюся ситуацию, но силы все равно были не равны. Мало ли каких заклинаний и подлянок эти ребята нахватались в своих подземельях. Вторая девушка не проявляла каких-либо признаков активности, и было не понятно, аврор ли она или просто подруга Лонгботтом, не связанная с правопорядком.
Пальцы Ллойда явно грозили оставить синяки на тонком запястье. Девушка накрыла их ладонью, успевшей заледенеть. Дыхание было частым и вырывалось толчками. Сердце колотилось как сумасшедшее, сотрясая грудную клетку. Эрика жалась к Ллойду. Только его присутствие здесь, в этом хаосе, позволяло ей еще сохранять остатки самообладания. Если бы не он, то, пожалуй, инстинкт самосохранения, вопящий уже на протяжении пары минут, взял бы верх, и девушка бы трансгрессировала прямо сейчас. Но оставить здесь Ллойда она не могла. Поэтому в ответ на его мертвую хватку, вцепилась в его руку не менее мертвой хваткой, удерживая его от глупостей и удерживая себя от позорного побега.
Аврор перемещалась, но у пришедших поиграть в разрушителей ребят эти перемещения особого интереса не вызывали. Неужели у авроров нет какого-нибудь заклинания о призыве помощи, когда ты в трудной ситуации? Неужели нет чего-то такого, что могло бы подать знак коллегам, что кто-то в опасности? Или же Миссис Лонгботтом настолько уверена в своих силах, что не будет никого вызывать? Глядя на лица присутствующих во главе с Кэрроу, Эрика отчего-то была вовсе не уверена, что одного квалифицированного аврора хватит, чтобы остановить кучку агрессивных, пьяных подростков.