Северус думал о том, почему в его жизни все происходит так, а не иначе? Почему вся его жизнь похожа на сплошную черную полосу, в которой время от времени просвечивались рыжие крапинки? С самого своего рождения он был обречен на скитание в вечной темноте. Мама не могла его защитить, а лишь разбавить кромешную черноту тусклым светом, отчего жизнь становилась в темно-сером цвете, не более того. Северус рано лишился надежды и веры в благополучное существование. Потом появилась Лили и озарила всю его тропу. Но Солнце имеет тенденцию восходить и уходить. Его сияние – лишь временное явление. Он всегда оставался в тошнотворной серости его дней. А потом ушла его мать, забрав с собой какой-никакой свет. Барахтаться в кромешной тьме можно, но эффект получится отрицательный – можно невольно поранить себя. И лишь благодаря тем кратковременным вспышкам он мог ориентироваться в своей среде. Он приспособился, хочешь, не хочешь, а выживать приходится любыми доступными способами.
Так и сейчас. Это ВЫЖИВАНИЕ. Им перекрыли глотки, а чтобы заслужить хотя бы один глоточек воздуха, необходимо было смириться и покориться на волю победителя. Борьба за жизнь естественна. Почему она не хочет это понять и принять? Темный Лорд не собирался с ними играться. Темный маг – не тот, которому доставит удовольствие играть в «кошки-мышки». Он не будет убивать свое время на игру с беззащитными мышками, ослабляя когтистую лапу и на время выпуская своих наивных жертв, а потом снова ловя их. Нет. Он изначально вогнал их в ловушку и держал в опасной близости от смерти. Как в этом случае действовать мышкам? Ответ тот же…
Слишком близко. Слишком много эмоций. Слишком ярко. Слишком… слишком… слишком. Он боится сгореть, находясь рядом с ней. Но и отпустить не может. Только не сейчас и не в этом состоянии. Он не думал о том, как они будут выбираться и что делать дальше. Есть только «здесь» и «сейчас». Прекратить бы ее истерику. Вот только это не истерика, а осознанный выброс отрицательных эмоций. Она выплескивает сейчас все, что копилось в ней годами.
Почему она ему не доверяет? Ведь… Перед глазами проносятся все кусочки его жизни, в которых есть он и она. Их первое знакомство, на котором она сначала приняла его слова за ругательства. Их первая прогулка по Хогвартсу, омраченная расхождением по разным – противоборствующим - факультетам. Первый спор на почве разногласий и диаметрально противоположных взглядов на один и тот же предмет, закончившийся ссорой и недельным игнорированием друг друга. Не важно, кто тогда сделал первый шаг к примирению. Важен сам факт. Шаткое балансирование между двух огней – «Слизерином» и Лили, и каждая их сторон требовала внимания и стремилась быть главенствующей в его жизни. А затем настал пятый курс, когда он выкрикнул то роковое «грязнокровка». Разумеется, такое оскорбление она проглотить не смогла. Не важно, как она ответила. Хрупкое доверие, которое установилось между ними, было подорвано, казалось бы, безвозвратно. Совершенно не имеют роли обстоятельства или причины. Главное факт и конечный результат. Если то, что Лили его простила, пусть и через большой промежуток времени, поверила ему, то теперь их связь порвалась навсегда. Как будто наточенным топором по канату. Всего один точный взмах и обе половинки отделены и отброшены друг от друга. Несложно вычислить, кто оказался палачом. Нетрудно догадаться, что оказалось тем самым топором. Лорд Волдеморт и его нездоровые помыслы. Лишь он стал их камнем преткновения. Темный Лорд и его решение. Спроси сейчас у Северуса, кого в данный момент он больше ненавидит – себя или Волдеморта – он не нашелся бы с ответом. Эту ненависть подпитывают и слезы Лили, что смешиваются с холодными каплями дождя. Как же хочется, чтобы она его выслушала и поняла. И приняла его выбор. Увы…
- Хорошо, - разом теряет весь свой пыл и разжимает руки, которые тут же безвольно повисают вдоль тела. Если ее возмущают его прикосновения, он больше никогда к ней не прикоснется. Если она чувствует себя неуютно под его взглядом, он больше никогда не посмотрит на нее. Если ей настолько противно его присутствие, он больше никогда не подойдет к ней близко. Если таково ее желание, он будет следовать ему.
Как же хотелось снова схватить ее, встряхнуть за плечи сильно-сильно, чтобы вышла вся дурь из ее головы. «Упрямая! Я обменял свою жизнь на твое спасение, а ты не понимаешь». Ни слова не сорвалось с его губ. Он мог лишь бессильно смотреть вслед уходящей от него девушке.
15.02.77 Погасло солнце, нет больше света [Lily Evans & Severus Snape]
Сообщений 11 страница 20 из 20
Поделиться112015-09-17 00:29:38
Поделиться122015-09-17 00:29:46
- На что ты обменял меня?!
Она дергала и тянула его рукав, словно обезумев от непреодолимого желания увидеть…увидеть это клеймо. Он сам говорил о нем на собрании старост. Обнажил тогда свое предплечье – насмешливо, нарочито. Бледное, гладкое и чистое. Что уродует его теперь? Что?
Когда-то он поклялся ей. Дал слово. Это ведь было…вчера? Кажется, что прошла вечность. Полная боли и холода, отчаяния и сломленной надежды. Эта вечность щерилась ей в лицо, обещая, что не покинет ее никогда. Что всегда будет рядом, всегда будет жечь ее болью…
«Покажи, покажи мне!» Бьется мысль в голове, оцепеневшие пальцы дергают жесткую промокшую ткань, непослушную, не желающую открывать скрытые за собой тайны. Страшные тайны. «Покажи!»
Лили даже не заметила, как он отпустил ее. Просто разжал руки…но так холодно стало вдруг. Вернулась боль в босых ногах, зажгли огнем ожоги… голова, казалось, собралась лопнуть… Но она упрямо дергала его руку, цепляя манжету, пытаясь задрать ее – и теперь, когда он отпустил руки, когда не сжимал больше так крепко, она сумела подтянуть ее достаточно высоко, чтобы увидеть подергивающуюся голову змеи, жадно высунувшую раздвоенный язык. Черная, как уголь на белоснежной коже. Небо взорвалось вспышкой молнии, осветив голубые прожилки на его коже, ее грязные пальцы, вцепившиеся в его запястье, тонкие морщинки по обе стороны от его сжавшихся губ… Если бы она не была так разбита сознанием его предательства, если бы та боль, которую он причинил ей, отказавшись от нее, не была так сильна… она бы увидела тоску в его глазах. Безнадежность. И пучину, которую он так давно держал глубоко в себе, не погружаясь в нее…
Но она лишь задыхалась от рыданий, давилась этой болью, что терзала ее душу, ее тело… Ей было слишком больно, она не могла позволить себе думать сейчас о нем. Не могла позволить себе ему вновь обмануть ее. Еще одного раза она не переживет, не переживет…
Отшатнулась, понимая, что стоит к нему слишком близко. И задрожала на шатающихся ногах, тонкая осина… Ревет и бушует вокруг небо, но его бледное лицо как маяк. И глаза – страшно черные, страшно жгучие.
«Не смотри, не смотри, не смотри!»
Лили всхлипнула и прижала ладонь ко рту, заглушая рвущиеся изнутри жалкие звуки. Сделала шаг назад, другой – смотрит прямо ей в душу, куда она открыла ему доступ давным-давно…Ищет, как бы ударить еще больнее?
Она осела в грязь, свалившись бесформенным кулем, разметав по земле полы мантии. Даже упрямство, державшее ее на ногах последние минуты покинуло ее сейчас. И она провалилась в спасительное забвение мечтая лишь о том, чтобы эта боль прекратилась. Навсегда, чтобы больше не грызла ее сердце…
Ты ведьма.
Лили, письмо!
Мы едем в Хогвартс!
Несмотря ни на что, мы ведь друзья, Сев?
Прости меня, Лили, я не хотел…
Давно простила, Сев.
Сев. Сев. Сев.
Последний вихрь ярких воспоминаний и калейдоскоп рассыпается беспросветной тьмой. И нет больше боли, нет мерзлой грязи и острых струй ветра. Нет ничего. Спокойно.
Поделиться132015-09-17 00:29:55
И как-то запоздало приходит понимание сути заданного ею вопроса. На что променял? Ее? Его Лили? Как она смеет об этом думать?! Он пожертвовал всем – своей жизнью, своей душой ради ее спасения, а она этого не понимает, не хочет понимать. Как же больно… на протяжении всей его жизни, что он провел рядом с Лили, практически всегда между ними было понимание. Она знал ее лучше, чем кто бы то ни был. Она его знала лучше всех. Они всегда находили компромиссы, подстраивались под друг друга, шли на уступки. Почему все это ушло? Почему испарилось, словно утренний туман? Ведь так быть не должно. Почему она так легко от него отказывается? Как будто и не было тех лет, что они дружили. Как будто и не было его в ее жизни. До отвращения напоминает ситуацию с омутом памяти – она словно выцепила из своего сознания все свои знания и мысли о нем, поместила в темную колбу, запечатала и спрятала на самое дно огромного сундука, что пылилось на чердаке в ее доме. А нужны ли ей эти воспоминания? Северус подумал о том, что он ошибся на ее счет. Она, не раздумывая, подошла к обрыву и швырнула склянку с ненужным воспоминаниями в пропасть. Чтобы наверняка, чтобы снова не настигнули ее и не побеспокоили.
А ведь отчасти она права. Зачем ей – сияющей, радующейся каждому мгновению жизни – воспоминания о мрачном желчном мальчишке, что ни разу не раскрыл своих истинных чувств. Да, пусть и была попытка рассказать о том, что на сердце – у Лили не было основания верить его чувствам. Откуда им взяться на безжизненном, выжженном пустыре, который мало, ничтожно мало видел в своей жизни солнечных лучей, а тем более, ощущал их тепло на себе. Жизнь во тьме отвратительна, но даже к ней можно привыкнуть при условии, что сам станешь ее. Да, она может поглотить, может сделать частью себя, может предложить дружбу с собой. Северусу во тьме было комфортно, только в ней он смог найти себя, отпустить своих драконов. Он сроднился с ней, стал привычен ей, а она ему. Странный союз, странное взаимовыгодное сотрудничество. Однако Северус не учел один фактор – свету и тьме не быть по одну сторону. Либо они будут сосуществовать вдали друг от друга, либо кто-то кого-то поглотит… Снейп сказал бы иначе – поработит. Он стал рабом двух сил, двух пагубных наркотиков, от одного отказаться не в силах, а за дозу другого он готов на все, что угодно, в том числе и на добровольный отказ от своей души, что фактически и произошло двадцатью минутами раньше.
Променял? А ведь ее вывод вполне логичен. Он сам подвел ее к черте, пожелал быть увиденным только с колючей стороны. Как он может винить ее в чем-то, когда кругом виноват только он? До его подавленного состояния только сейчас дошло то, что она все-таки увидела метку. Она хотела увидеть ее, чтобы окончательно убедиться в том, что он ее поменял на рабство. И увидела. Хотелось завыть от бессилия и безысходности. Да, есть метка, но ведь от того, что она появилась на его руке, он же не стал лучше или хуже. Он остался тем же… кем был все предыдущие годы. Тем же, с кем она поводила свободное время, спорила, расспрашивала, жаловалась на несправедливости жизни. Он тот же… всегда ее поймет и поддержит. От того, что он получил метку, на его голове не выросли дьявольские рожки, так почему она уже возвела его в ранг врага народа? Больно.
Без нее стало пусто и холодно. Только сейчас он почувствовал, что промок насквозь, ладони и губы досадно саднят. Но что это по сравнению с тем, что ощущает Лили?! Северус моментально распрямился и подскочил к девушке. Без сознания. Что же делать? Некоторые познания в колдомедицине у него имелись, но, черт возьми, как помочь не имея в своем распоряжении ни зелий, ни волшебной палочки? Снейп поднял на руки Лили и замер. Куда он с ней пойдет? Не в особняк же к Темному Лорду! Это станет фатальной ошибкой. Северус огляделся и его взгляд уперся в какое-то полуразрушенное строение. Не раздумывая ни секунды, слизеринец направился к нему. Опустив на ноги девушку и прижав ее к себе, Снейп рванул засов и открыл дверь. Снова подхватив гриффиндорку, он внес ее внутрь. Ничего не видно, абсолютно. Северус двинулся наугад. И наткнулся на сваленные доски, и вроде бы сваленные в плотную кучу. Уложив девушку сверху, Снейп перепроверил импровизированное ложе и опустился рядом на краешек дощечки. И машинально взял в свои ладони ее, тонкую и словно восковую. Пульс спокойный. Северус закрыл глаза и сосредоточился на толчках крови в венах под его большим пальцем. Нужно было привести мысли в порядок. Он не собирался встряхивать или бить по щекам, чтобы привести Лили в чувство. Наверняка, ей адски больно в местах, где Люциус проводил раскаленной головешкой, а она, наплевав на свое состояние, начала выяснять отношения, что стоило ей последних сил.
Слегка поглаживая большим пальцем запястье руки девушки, Снейп задумался. Он не знает где находится, даже примерно в какой части планеты. Дождь, когда должен идти снег… Выбраться из этого мрачного места можно только одним доступным способом – трансгрессия. Но как, если нет волшебной палочки? Выход только одни – вернуться и просить о помощи. Темного Лорда? Люца? А различия есть? Северус вздохнул и поднялся. Он что-то должен предпринять. Бросив мантию на доски сушиться, Северус вышел из строения и целенаправленно направился туда, где он встретил свою смерть… как человека.
Путь до особняка занял пару минут, не больше. Конечно, его там не ждут. Но… Северус толкнул дверь и вошел внутрь. Ничего не изменилось, да и не могло. Все те же тусклые факелы по углам, все та же угнетающая атмосфера. Передернувшись, слизеринец пересек холл и остановился. Где кого искать? Перед ним находилась лестница, а сбоку есть дверь и, кажется, она открыта. Секунду поколебавшись, Снейп двинулся к двери. Действительно, не заперта. Одним глазом заглянул в комнату – никого. Уже собравшись закрыть дверь, Северус замер. Его взгляд наткнулся на… не может быть! Или это галлюцинации, развитые на нервной почве? Воровато оглянувшись, слизеринец ужом скользнул в комнату и прикрыл за собой дверь. Огонь в камине угасал, но он позволял разглядеть обломки того, что лежало у камина. Северус подошел и опустился на корточки рядом. Его волшебная палочка, чудом проскользнувшая между стальными прутьями решетки. Обгорелая, но не важно. Снейп бережно поднял артефакт и сжал в ладони. Родная волшебная палочка. Его окутало знакомой волной магии. Да, теперь он чувствовал себя защищенным. Вернулась и уверенность в себе и в будущем. Хмыкнув, Снейп покинул комнату с камином, а через полминуты и сам особняк. Добравшись до старого строения, Северус замер перед входом. Заходить было страшно. Что если Лили очнулась и, посчитав правильным, ушла в неизвестном направлении? Северус глубоко вдохнул и потянул на себя деревянную дверь.
- Lumos! – старую развалину осветил небольшой огонек. Нет, Лили здесь, все в той же позе, в которой оставил ее Северус. Теперь можно попытаться изменить ситуацию в лучшую сторону. Сначала он наложил высушивающее заклинание на свою одежду, в том числе и на лежащую в сторонке мантию и на одежду Лили. Стало немного уютнее. Приблизившись к Лили, Северус несмело отвел волосы с ее лица и осмотрел девушку. Некоторые раны все еще кровоточили. Северус пробормотал кровоостанавливающее и заживляющее заклинания. Результат, конечно, он какой-то получил, однако зелья в этом плане гораздо надежнее.
Зелья! План действий он разработал буквально за секунду. Схватив мантию, Северус подсел поближе к девушке и осторожно поднял ее за плечи. Укутав девушку в свою мантию, слизеринец наложил на обоих согревающие и водоотталкивающие чары. Наверняка над поместьем наложены антиаппарационные чары, а искать границу методом «тыка» чревато последствиям. Чем дальше, тем лучше. Уложив руки Лили к себе на плечи, он осторожно поднял ее и вышел из сарая. И направился в противоположную сторону от дома. Ни дождь, ни холод их больше не беспокоил, однако, было сложно балансировать в мокрой грязи. Северус шел неторопливо, тщательно следя за дорогой. В какой-то момент он почувствовал, что руки на его плечах сжались, а с губ Лили сорвался стон. Но в сознание она не пришла.
- Все будет хорошо, - прошептал Северус, успокаивая скорее себя. Перехватив ее сильнее, Снейп двинулся дальше. Он смог бы пронести Лили на руках через всю планету, если это понадобилось бы. Он все шагал и шагал вперед, пока не осознал, что так может идти еще очень долго. А Лили нужна помощь. Чертыхнувшись, он, как и полчаса назад, опустился на одно колено и достал из заднего кармана штанов волшебную палочку. Еще один – последний – взгляд на беспокойное личико Лили и…
- Apparate! - что ж, хотя бы в этом повезло – их выкинуло практически у самой ограды. Быстро оглянувшись, Северус добавил и маскирующие чары – встретить кого бы то ни было ни к чему. До Хогварста он добрался за несколько минут. Куда идти дальше сомнения не возникало. В подземелья. Разумеется, не в гостиную «слизерина», а в импровизированную лабораторию. Шаги гулко отдавались от каменных стен, но Северусу было не до конспирации, не сейчас, когда он у цели.
- Daily Sun, - прошептал Снейп и вошел в свои владения. Уложив Лили на стол, Северус трансфигурировал его в диван. Серия «accio» и перед ним стоят в ряд пузатые склянки с лечебными зельями. Северус начал с антисептической и заживляющей мази.
Поделиться142015-09-17 00:30:06
Спасительное забвение недолго качало ее в своих успокаивающих объятиях… Лили вдруг вздрогнула на груде тряпья, на которую ее осторожно отпустил бывший друг. Она видела…
Она бежала, захлебываясь слезами – по тропке, ведущей в их тайное укрытие. Петунья опять обидела ее, процедив, что этот мальчишка возится с ней только потому, что ему жалко. Жалко такую ненормальную девчонку, которая верит всем его сказкам и не понимает, что над ней попросту смеются. Странно… почему она обижается – она ведь уже взрослая, сестре уже давно не удавалось обижать ее… тем более такой ерундой, такой откровенной ложью, брошенной из желчного стремления обидеть и довести до слез. Сестра ненавидит ее – с этой истиной ей пришлось смириться, и она смирилась. Сколько же слез она пролила из-за той, которая должна была быть ей ближе всех! Вот и сейчас – она быстро несется к полуразвалившейся хижине, чтобы уткнуться носом в грубую рубашку, почувствовать, как он нерешительно поглаживает ее по волосам, одаряя ее старшую сестру самыми нелицеприятными, но очень точными эпитетами. От слез щиплет глаза, почему-то чешутся руки – неужели аллергия? Ведь давно уже не было инцидентов, давно она поняла, что ее магия защищает ее от едкой пыльцы, которая приносила с собой красную сыпь и нетерпимый зуд. Так почему же сейчас?
- Сев? – она громко чихает и проходит вглубь домишка, в комнату, которую они обустроили и старались держать в более-менее прибранном состоянии. Останавливается, как вкопанная в дверях…
- Лили, он больше никогда тебя не обидит! – Джеймс Поттер задорно улыбается ей, вытирая окровавленный меч, выструганный из дерева. А у его ног лежит худенький черноволосый мальчишка, на чьем и без того бледном от природы лице нет ни кровинки. Он не шевелится и матовая лужа под ним… - Ты довольно страдала из-за его выходок, этого теперь не повторится!
Нетнет, не может быть. Вставай, Сев, вставай! Она неловко падает на колени рядом с мальчиком – почему его лицо так спокойно? Где едкая усмешка, где крохотная презрительная морщинка на лбу?
- Сев, Сев, Сев… - бормочет она, раскачиваясь взад-вперед и прижимая к себе бездыханное тело. А Джеймс вдруг превращается в рогатого волка и громко воет, воет с такой силой, что мир вокруг начинает кружиться сумасшедшей каруселью…
- Лили, это всего лишь ветер воет за окном, проснись… - она испуганно вырывается из кошмара, чувствуя, как быстро остужается вспотевшая кожа. Машинально цепляется за брюнета, утешительно что-то шепчущего ей, поглаживающего по волосам… Стоп.
- Лил, это просто кошмар, ложись спать, ты устала… - тонкие губы прячут почему-то самодовольную усмешку, черные глаза поблескивают так, как она никогда не видела… Она замирает от сознания того, что находится с ним в одной постели. – К-к-как…? – но руки ее привычно чувствуют себя на узкой талии, а от его прикосновения по коже пробегаются мурашки.
- Не устала? – он вдруг ослепительно улыбается, заставляя ее вздрогнуть. Никогда она не видела такой улыбки. Никогда он так ей не улыбался. Так…так широко, так открыто, так искренне…так счастливо. А он вдруг склоняется над ней, прижимая спиной к гладкой простыни и прижимается губами к ее уху, горячо шепча такие вещи, что она проваливается сквозь землю от стыда.
И летит вниз…долго, долго…так долго, что успевает выпить сливочного пива, которое ей услужливо протянул Сириус Блэк, пролетавший рядом. Почему-то он смотрит на нее так укоризненно и осуждающе, что хочется поскорее оказаться в одиночестве. Почему он так на нее смотрит? Неужели… неужели знает, откуда она провалилась?
- Наконец-то ты замолчишь, грязнокровка. Твое пищание чертовски действует на нервы. Ах, простите, забыл, что в присутствии дамы нужно соблюдать этикет. Ваше пищание, мисс Эванс, чрезвычайно мило, но позвольте заметить, что не всякое ухо способно осознать его. – Люциус манерно поклонился ей, широко ухмыляясь. – С другой стороны, ты всего лишь ненужная грязь, вряд ли ты способна должным образом оценить чье-либо воспитание. Поэтому – просто заткнись.
Она в ужасе поднимает голову и извивается в приковавших ее к стене цепях. Как же больно…как болят запястья, как болят ноги, как болит…болит все. А Малфой небрежно взмахивает палочкой, не произнеся ни слова, и кожа ее опадает гнилыми лепестками, обнажая воспаленное мясо. А она не может закричать, не может шевельнуться, чтобы освободиться…. Это бессилие рассыпается тупой болью в груди, и Лили извивается и хнычет от боли. Как же хочется к маме…теплые руки обнимут и заберут всю боль…
Снова куда-то несется…Снова больно…
«Солнце». Доносится откуда-то густой шепот. Лили не слышит всего, но это слово словно расцветает в ее сознании…
- Смотри, это похоже на лягушку! – звонкий хохот десятилетней девчонки.
- Нет, это скорее котел с дровами под ним. – твердо определил мальчик, раскинувшийся на пледе и закинувший руки за голову.
- Лили, прости меня!
- Побереги дыхание, Снейп.
- Грязнокровка!
Она вдруг начинает задыхаться, корчась в муках и попытке вцепиться израненными пальцами в свои ребра. Будто согласна хотя бы такой ценой освободиться от тяжелого груза, навалившегося сверху.
- Сев, Сев, Сееев… - жалобно зовет его и хнычет, как оставшийся без матери щенок, ищущий тепла. – Сев, не надо…не соглашайся, не надо… - слезы горячие и от них еще больнее в обожженных ранах, тело ломит и выворачивает, но она вдруг чувствует, что под ней что-то твердое и не такое жгуче холодное. Это не груда тряпья, на которой она оказалась недавно. И не каменная земля, по которой шутник размазал тонкий слой грязи. Она где-то в подземельях, где-то…
Он странно смотрит на нее, скользя взглядом по пробиркам и вновь по ее телу, надежно закутанному в терпко пахнущую мантию.
- Я хочу уйти отсюда. – едва слышно заупрямилась она, когда он приблизился к ней с палочкой. И машинально коснулась ладонью шеи, словно проверяя. Больно! Охнув, она уставилась на свое предплечье и сдавленно всхлипнула, увидев обожженную кожу. Тихо заплакала, сдаваясь. Слишком много. Слишком много навалилось. Что значили эти сны? Когда прекратится эта боль? Она не могла больше сдерживаться…
Поделиться152015-09-17 00:30:16
Это странно, находится рядом с ней, когда он такая… беззащитная. Он видел ее в разных ситуациях: когда она смеялась, получив похвалу от преподавателя, грустила, потому что все ее знакомые не принимали этой иррациональной дружбы со слизеринцем, либо же плакала у него на плече, когда ее мерзкая сестра говорила что-то нелицеприятное в сторону Северуса или самой же Лили. Но всегда она показывала свой характер: упрямый, принципиальный, твердый. Сейчас она казалась ему совершенно расслабленной, нежной, спокойной, не смотря на все ее ужасные внешние раны. Северус тряхнул головой – не время любоваться девушкой. Хоть кровь он ей остановил еще там, в непонятном сарае, после аппарации раны снова вскрылись и начали кровоточить. Снейп призвал котелок и трансфигурировал его в небольшой тазик.
- Aguamenti, - подогрел воду и призвал несколько клубков бинта. Он помнил каждое ее ранение, нанесенное Малфоем. Выжженные раны впечатались в его память навсегда. Люциус развлекся на славу. Северус сжал кулаки – он должен быть собранным.
Слизеринец аккуратно расстегнул мантию, в которую закутал Лили. Малфоевская одежда так и осталась в том полуразваленном строении. Первое, что кинулось в глаза – обожженные внутренние стороны бедер. Усмирив ярость, Северус вылил в таз антисептическое средство и, оторвав кусочек бинта, смочил его в лечебной воде. Осторожно, очень осторожно промыл раны. Пришел черед заживляющей мази. Слизеринец густо покраснел, но не остановился. Он не думал о том, что под его руками лежит податливое и такое желанное тело. Просто девушка, которой необходима медицинская помощь. Северус втирал мазь легко, невесомо касаясь ладонью раненой кожи, стараясь не дотрагиваться до нежнейшей нетронутой кожи вокруг. Он периодически проверял, не пришла ли в себя Лили. Безумно этого хотел, и боялся. Он не был готов к предстоящему разговору. За мыслями он смазал все раны и наложил тугую повязку. Исцарапанные коленки он просто обработал заживляющим и дезинфицирующим средством. Вздохнув, он прикрыл ноги Лили подолом своей мантии и перебрался выше. Люциус, тварь, дотянулся до всего… Израненные бока… плечи… спина. Северус шумно сглотнул и принялся за лечение. Это то малое, что он может сделать для Лили. Он не хотел думать о том, что будет после. Пусть будет так, как будет – он ни слова не скажет против. Она ему не позволит помочь, даже ощущая себя сгорающей заживо. Именно поэтому он не стал приводить ее в чувство. Когда она очнется – кожа все еще будет жечь, но это жжение будет заживающей кожи, а это именно то, чего Северус и добивается. Хотя бы так… извиниться перед ней, своей последней заботой. Как эту помощь назовет Лили, он знал. Даже покатал на языке словосочетание – «слизеринская подачка». Пусть… но она уже будет на стадии ремиссии, а это самое главное. Расправившись с боками и ключицами, Снейп осторожно перевернул девушку на живот и сдернул мантию. Спина была повреждена меньше всего, но требовала не меньшего внимания. Когда и с ней было покончено, Северус вернул Лили в изначальное положение, обработал исцарапанные и испачканные в грязи ладони. Ссадины исчезали на глазах. Северус отошел от дивана и отвернулся. Он не должен на нее смотреть, не имеет права. Нужно было чем-то себя занять, чтобы не поддаться желанию. Слизеринец вышел из импровизированной лаборатории, направил волшебную палочку на потолок и прошептал:
- Accio школьная мантия Лили Эванс, - он и не надеялся, что заклинание сработает. Ее мантию он помнил вплоть до прожженной дырочки около кармана, которую Лили поставила совершенно случайно на одном из уроков зельеварения, а потом, наверное, забыла про нее. Глупо. Сейчас глубокая ночь, вряд ли кто-то шастает из гриффиндорской гостиной или возвращается в нее. А окна скорее всего закрыты. Что ж, попытаться он все-таки должен был. Уже развернувшись, чтобы вернуться в кабинет, Северус почувствовал легкий толчок в плечо и улыбнулся – в воздухе зависла вешалка вместе с висящей на ней мантией с гриффиндорским знаком отличия. Да, это мантия Лили. Подхватив ее, Северус скрылся в лаборатории. Проблем с переодеванием не возникло. Снейп практически не смотрел на девушку и старался к минимуму свести все прикосновения. Застегнув мантию, он повернулся к столу, на котором в хаотичном порядке стояли склянки с лечебными зельями и мазями. Лили не примет от него никакой помощи, но ведь попытаться никто не запретит? Быстро нацарапав на клочке бумаги пару строк и собрав несколько колбочек, Северус скрепил их черной резинкой, уменьшил размер и вес, и рассовал по карманам мантии девушки. Что она с ними будет после того как найдет – Северус не знал. Возможно, моментально выкинет, а может быть, оставшись одна, воспользуется ими. Не предугадать, но Северус склонялся к первой версии. Еще одна «слизеринская подачка». Что ж, она будет права. Чертовски права, как и всегда.
Теперь можно выдохнуть. Но нет, расслабиться не выходит. Северус задумчиво смотрит на отражающийся огонь свечек от боков пузатых флаконов. Он не знает, как себя вести дальше. Нет, он не будет использовать «enervate», чтобы привести ее в чувство. Она слишком много настрадалась за этот день. Слишком много информации, слишком много переживаний, слишком много боли… Она не заслуживает это. Кругом виноват только он сам. Это все из-за него. Каждая ее рана – его фатальная ошибка, каждый его промах и неверный выбор. Это теперь с ним, навсегда. Однажды, совесть сожрет его, оставив лишь хрупкие кости… Это будет так или иначе.
Поддавшись порыву, Северус садится рядом с Лили и вглядывается в ее лицо. Беспокойное. Губы прикусаны изнутри. Ей даже во сне больно? Слизеринец хотел бы отвести глаза, но не может. Неведомая сила притягивает его взгляд и подчиняет себе. Взгляд скользит по вздернутому носу, обсыпанному горсткой веснушек. Сейчас они еле различимы – настолько бледна кожа. Напряженные линии скул, нахмуренный лоб, спутанные волосы. Северус протянул руку и убрал рыжую прядку с лица и, не удержавшись, провел кончиками пальцев по ее скуле. И отдернул руку, испугавшись.
Лили звала его. Это было сильнее приказа Волдеморта. Северус склонил голову, исподлобья глядя на гриффиндорку. Не пришла в себя. Всего лишь его имя, а он уже готов послать к чертям весь этот мир и быть только ее…
Слабый голос снова нарушил тишину. Она просила его не соглашаться. Лезвием по сердцу, пожаром в душе. Северус упал на колени рядом с кроватью и уперся лбом в ее краешек. Мерлин… что он наделал?! К горлу подступил глоток.
«Нет!». Выпрямившись, Северус отошел к парте и начал наводить на нем порядок. Пробки вернуть в откупоренные пробирки, использованную ткань – уничтожить, очистить тазик, заполненный алой водой, трансфигурировать его обратно в котел.
А взгляд снова возвращается к Лили… И уже напарывается на ее ответ, категоричный и убийственный.
- Хор… - Северус сглатывает этот неприятный комок и продолжает. – Хорошо, уходи.
И отворачивается, чтобы не видеть глубину той пропасти, в которую летит… Быть без нее... Проходит несколько мгновений, но он не слышит шелеста мантии. И не поворачивается, а просто ждет.
Тихие рыдания за спиной и он снова подчинен неведомой силе. Резкий разворот, стремительные шаги и он который раз за эту ночь на коленях… Перед ней.
- Лили, прошу…
Поделиться162015-09-17 00:30:26
Боль в истерзанном теле оказалась не такой резкой, как ей вначале показалось. Пронзительное мучение утихомиривалось зудящим жжением, показывающим, что во время ее обморока кто-то покрыл раны целительной мазью. Не кто-то – ОН.
Всегда был рядом, ведь так? С самого момента их встречи и до сегодняшнего момента – он оказывался рядом, как чуткий и заботливый друг, готовый смеяться вместе с ней над тем, что казалось им забавным и вытирать ее щеки от слез, когда что-то обижало ее. Что-то…или кто-то. Она ведь так часто искала спасительного утешения на его плече – и он всегда знал, что сказать. Подбодрить и уверить в том, что все ее школьные неудачи это пустяк и она обязательно с ними справится. Бросить несколько злых слов в сторону ее сестрицы, процедить, что все, лезущие в их дружбу – просто идиоты. И хотя она протестовала против этих слов, они действительно успокаивали ее. Потому что он лучше нее знал, что ей нужно. А она так и осталась глупой десятилетней девчонкой, которой жутко понравился хмурый и острый на язычок мальчик, знавший, казалось, все.
Как дальше жить..?
Раны заживут, возможно, не останется и следа от них…кожа вновь будет такой же гладкой и чистой…но как смазать целебным бальзамом ее раненное сердце? Кто заштопает дыру в ее душе, в которую веяло смертным холодом? Как вынуть из памяти воспоминания об этой ужасной ночи?
Воспоминания… Ведь практически вся ее жизнь была связана с ним! Что у нее было до того, как она услышала этот высокомерный голосок, называющий ее ведьмой? Любящие родители, капризная сестра, школа, в которой она так и не успела завести настоящих друзей… Все было спокойно и безоблачно…и в эту безоблачную жизнь ворвался он, как темная молния, расколов ее жизнь на «до» и «после»…
Долгожданное письмо, первая поездка на Хогвартс-Экспрессе, восхищение первыми уроками чародейства…праздники, с которых они пытались улизнуть пораньше, чтобы подняться на ставшую их особенным уголком Астрономическую башню…Сев, загадывающий желание на падающую звезду, беззлобно ухмыляющийся ее предсказаниям о его великом будущем зельевара, раздраженный, цедящий сквозь зубы по каплям свою злость на отца – редко, очень редко, но он приподнимал завесу холодного равнодушия, позволяя уже ей успокаивать его…и Сев, Сев, Сев! Она писала перьями, подаренными им, ее учебник по зельеварению тоже получил –малую, но все же – порцию его радикальных записей, Мерлин, в ее спальне дожидался его дня рождения подарок, который она еще летом приготовила, не собираясь дарить! Он был огромной частью ее жизни и эта часть обернулась к ней шипастой спиной, ударив жестко перед этим хлыстом. У нее не осталось ни единой опоры, которую она могла бы сжать, переживая этот удар…
И она плакала, судорожно всхлипывая и вопреки крикам собственного тела сжимаясь в комочек – слезы такие горячие, а тело лихорадочно трясется, не в силах сдержать рыдания. И его хриплый голос, послушно позволяющий ей уйти, лишь усилил эту боль в груди – она словно рванула ему навстречу, отчего Лили на мгновение задохнулась, давясь своими слезами.
Почему он это делает? Зачем пошел за ней, зачем перенес сюда, зачем позаботился о ее ранах? В голове все смешалось – она ничего не понимала, словно все еще находилась в бессознательном состоянии и все это очередной сумасшедший сон. Почему он не оставил ее умирать там, в неизвестности? Не хочет, чтобы директор всполошился пропажей студентки? Что дальше? Сотрет ей память?....если бы….
И опять – хриплый голос и он на коленях перед ней, вызывая в памяти мучительную картинку…
Теперь она плачет в голос, будто этот разросшийся комок в ее горле жаждет излиться из нее… вцепляется побелевшими пальцами в спутанные волосы и раскачивается взад-вперед, словно это поможет вытеснить боль из груди…
- Ты…ты…все так хорошо было… - бормочет она, захлебываясь слезами. – Мы помирились и я была так рада, а ты…и бал…зачем? За что? Что я сделала тебе такого, что ты так ненавидишь меня, почему делаешь так…больно… - громко всхлипывает, но уже неважно, неважно – пусть она показывает ему свою слабость, пусть он посмеется над этим потом. В лицо ей или за ее спиной – неважно, неважно… - Зач…чем ты так? Ты ведь друг-гом был мне столько л-лет, я так тебя….зачем смотрел так на меня, если тебе не нужна моя дружб-ба?
Зачемзачемзачем?
Не задавай себе этого вопроса, глупая Лили. Ты ведь всегда искала ему оправдания. Всегда искала причину в себе. Сестра презирает тебя – может быть, в этом твоя вина? Сокурсники смотрят на тебя, как на сумасшедшую – может быть, ты просто не так все преподносишь? Он предал тебя. В этом ты тоже найдешь свою вину? Опять подыщешь ему оправдание?
Но ведь не мог он просто быть таким жестоким! Предать меня…и догнать потом, позаботиться о том, чтобы я оказалась тут, постараться исцелить…Не может человек быть таким…таким…
Слизерин – единственный факультет, на котором можно учиться. И я обязательно попаду на него.
Да эти слизеринцы пьют кровь перед сном и всегда держат наготове яд, чтобы подлить ближнему своему!
Им ничто не стоит продать собственную мать за выгодное предложение.
Я даю тебе слово, Лили Эванс…
Она резко выпрямилась, свешивая ноги на пол. Вдруг осознала, что некоторые участки, до которых дотянулся в своем изуверстве Малфой были…она предпочла бы оставить их вне постороннего взгляда. Но жжение постепенно утихало, хотя тело ее еще оставалось сплошным очагом боли. Почему-то вновь нещадно запылало болью предплечье – наверное, она смазала мазь рукавом мантии….Мантия на ней была ее собственной, что вызвало у девушки сдавленный всхлип. Еще одно доказательство того, что…слишком близок он к ней был, слишком далеко она его запустила – из сотен почти одинаковых мантий в замке он умудрился добыть именно ее….
За что, Сев, за что ты так…
За то, что отвергла тебя? Но ведь… ты столько лет был мне другом…
- Я надеюсь, что ты получил все, чего хотел… - голос, хриплый от недавнего плача, дрожит. Слезы льются из опухших глаз на и без того влажные щеки. – Я надеюсь… - опять сбилась на рыдания, перехватило горло и сдавило железной рукой в бархатной перчатке. Почему так важно сказать ему? Почему бы просто не уйти и не давать ему повода смаковать ее боль?
Может быть, он действительно не…ведь его лицо…
Не наступай на эти грабли еще раз, Лили, не наступай…Еще одного раза ты не выдержишь.
- Надеюсь, что ты будешь…счаст…счастлив.
Без меня.
Искаженное мольбой лицо, горящие глаза…Не смотри на меня так, не отбирай у меня последние силы…дай уйти…ты и так сломал все, что мог, оставь мне хотя бы немножко…
Поделиться172015-09-17 00:30:36
О чем он просит? О ее прощении? О ее понимании? Зачем? Ответ один. Он и не смел надеяться. Что с ними твориться? Так не должно быть. Игра контрастов: его неумелое, неловкое признание в любви и резкое, целенаправленное согласие на рабство Темному Лорду; его несмелое, неуклюжее прикосновение к ее губам и уверенные, сильные удары по ее душе; нежность, трансформирующаяся в беспокойство за нее и ненависть к себе. Швыряние из стороны в сторону. Лед и пламя. Хаос. Невыносимо! Он утыкается лбом в краешек кровати, как и пять минут назад, почти касаясь лбом ее бедра. Страшно. Безумно страшно. Ладони и губы дрожат, выбивая свой замысловатый ритм. Почти похоронный марш. Ведь это его конец? Она сейчас его уничтожит всего парой слов. И она будет права. Заставить бы время остановиться или изменить его ход на обратный. История не терпит частицу «бы». С этим придется жить, а не хочется. Зачем ему эта жизни без Нее? Пепел… лишь пепел будет напоминать о том, что она была в его жизни… настоящая, живая, солнечная. Лишь пепел будет петь о той любви, что он не смог донести до нее. Лишь седой пепел будет нашептывать на ухо всю трагичность его выбора.
Ее слезы. Он не имеет права ни дотронуться до нее в утешающем прикосновении, ни сказать, что «все будет хорошо». Нет, не будет. Уже все настолько плохо. Слишком много воды утекло, и Северус самолично спустил ее всю сильным водопадом. И теперь осталось лишь смотреть свысока, как внизу шипит пена. Но ему не разобрать, шипение это или что-то еще. Но это рыдания, ее рыдания. Что она оплакивает? Он боится строить какие-либо предположения. Все они будут неверны. Ее слезы – яд, что медленно растворяет в себе его черное сердце. Они не смогли очистить его от черноты, им не под силу было и изменить его в лучшую сторону. Сомнений нет – оно подлежит только полному и безвозвратному уничтожению. И теперь его сердце с тихим шипением растворяется под дождем ее слез.
Потоки мыслей уносят его прочь из кабинета, прочь от изнывающего от боли сердца, прочь от кровоточащей души. В страну детских грез и веры в силу падающих звезд. Все изменчиво, но лишь одно его желание, которое он загадывал всякий раз, как ловил взглядом падающую звезду – постоянно. Он и Лили. Рядом. Держатся за руки. И пальцы переплетены. И в глазах задорные огоньки. И они счастливы, просто потому, что вместе. Лишь грезы… Детские наивные мечты, которым никогда не было суждено сбыться. А так хотелось бы…
Ломкий, как весенний лед, голос Лили безжалостно вырывает его из сказочной страны.
«Все было хорошо…» Было… все было хорошо. До какого момента? Когда он принял метку? Или еще раньше, когда поцеловал ее, повергнув тем самым в полный кавардак ее сознание? Помирились… Неправильное определение. Когда она его простила, растоптав собственную гордость. Да, он подорвал ее доверие, но она каким-то чудесным образом его склеила. А что теперь? Как кусочки невообразимого паззла – он уничтожил большую часть, часть порвал и смял. Картинку больше не собрать, как и ее доверие к нему. Она смогла допустить мысль о том, что Северус может быть лучше, то теперь же все ее доводы кажутся бессмысленными. Он – гнилой человек, затаивший злобу и ненависть, спрятавший свое самое лучше слишком далеко в уголки своей души, что не выцепить не разрушив сотни защит. Он закрыл свои чувства ото всех и от нее в том числе. И если когда-то была возможность лучам проскользнуть в щель, достав до его хороших качеств, то сейчас он просто напросто наглухо захлопнул дверь и закрыл ее на засов. Недоступно. Без чувств.
- Зачем я… что? – опять же – принял метку или признался в своих чувствах, не нужных никому, в том числе и ей. Они ведь ей не были нужны, ведь так? Она бы никогда не смогла допустить мысли об их… возможных отношениях. Он слишком… отвратителен, не достоин ее. Как уродливый мотылек, устремившийся к яркому, прекрасному свету. Он погиб, как погибает и Северус, сжигая себя заживо, но не в силах оторваться от совершенства.
«Я и есть твой друг». Но нет, лишь прокрутив в голове это высказывание, он понимает, что оно ложное, насквозь пропитано фальшью. Другом он считался только тогда, когда и сама Лили относилась к нему благосклонно. Дружба – это когда две стороны готовы идти на компромиссы и взаимодействовать. Ведь это ее слова. И теперь одна из сторон отгородилась, выстроила толстую каменную стену. Теперь ее свет из спасительного перешел в разряд убийственного. Сколько не бейся о стену – лишь расшибешься. Быть может, это и к лучшему. Посильнее размахнуться и разом закончить разыгрываемый фарс.
«Смотрел… как?» Как смотрит неожиданно прозревший слепец на солнце? Как смотрит калека, случайно наткнувшийся на своем пути на бьющийся ключ живительной воды? Как алхимик, посвятивший всю свою жизнь созданию эликсира жизни, и лишь в последние секунды своей жизни осознал правильную формулу состава? Как? Как смотрит маг на внезапно отыскавшийся на чердаке его дома могущественный артефакт, аналогов которому не существует во всем мире? Или как впервые влюбленный обычный подросток? В его взглядах не было никакого умысла. Он лишь… любовался ею, восхищался и боготворил. Почему она сейчас воспринимает эти взгляды в штыки?
Ничего не получил. Абсолютно. Пустырь, наполненный седым пеплом, пронизывающим ветром и тотальным одиночеством. Получил ее недоверие, презрение и ненависть. Они как кокон – окружили его, сковывая его и не позволяя двигаться, принудив зависнуть в подвешенном положении и упиваться собственной беспомощностью, собственной ненавистью, собственной чернотой. В таких условиях ему никогда не стать счастливым. Но разве он может запретить ей немного циничной иронии перед окончательным уходом?
Тихий скрип дивана, шелест мантии. Увидеть ее в последний раз, пусть даже если ее прекрасное лицо будет искажено презрением. Искажено… ухмылкой. «Браво, Лили Эванс. Вы превзошли своего наставника. Теперь по закону жанра, его нужно убить, чтобы убедиться в собственной превосходности». С губ не слетает ни единого слова. Досадно опустились ее уголки губ. Отвернулась. Сделала торопливый шаг вперед, к выходу. Будто кинула монетку нищему отвратительному попрошайке, а теперь жалеет о том, что вообще подошла. Еще шаг… от него. Северус вытягивает руку и цепляет подол ее мантии ладонью, но сжать материю, удержать – сил нет. Ткань соскальзывает с ладони, летит вслед за ее обладательницей. Не почувствовала.
Поделиться182015-09-17 00:30:47
Странная штука – судьба. Как вышло так, что в крохотном городишке встретились двое детишек, непохожих на всех остальных? Как вышло так, что угрюмый и не избалованный лаской мальчишка нашел в себе достаточно уверенности, чтобы заявить, что задорная смешливая девчонка, обласканная жизнью – ведьма? Почему они подружились? Ведь так были друг на друга непохожи…Почему Лили не последовала примеру старшей сестры и не отвернулась, морщась, от странного мальчика?
Судьба, судьба…ты вертишь душами людей, наматывая их на свои колеса, не задумываешься над тем, что произойдет с теми, на чьих спинах ты оставила след своей колеи…
Их дороги тесно переплетались, однажды сойдясь. Но теперь пришло время каждому из них сделать свой выбор… И он сделал выбор, который навсегда отвел его дорогу от ее.
Темные вещи происходили в магическом мире, о них пока еще не говорили вслух, но мерзлый шепот уже добрался и до стен Хогвартса…И сегодня она видела, что все это – правда. И листовки, непостижимым образом распространяющиеся в замке, и то, что кое-кто из студентов уже польстился на щедрые посулы того, кто звал себя Темным Лордом…Правда. Страшная, отвратительная…причинившая столько ужаса и боли. Правда, отнявшая у нее друга. Навсегда отнявшая.
Почти все она могла бы ему простить. Но не такое. Не это. Он добровольно отдал себя в рабство, потакая внутреннему чудовищу, которого она так боялась и старалась не замечать. Ведь жило в нем что-то, жаждущее темных утех. Она знала это так же, как и то, что он старается унять эту жажду. Но все равно тянулся к Темным Искусствам, все равно много времени проводил в раздумьях, выдавая одно за другим заклинания, которые могли бы послужить только тьме.
Она боялась, что это произойдет. А он знал, что однажды это случится. Это ожидание жило в его глазах, таилось в кривой усмешке, нарастало в его волшебной палочке. А сегодня вылилось наружу, поглотив собой, унеся безвозвратно туда, куда ей дорога была закрыта.
Он сделал это, чтобы спасти меня.
Робкий голос опять подает избитая надежда. Чтобы спасти. Меня спасти. Он бы убил не колеблясь, если бы не получил клятвы верности, произнесенной коленопреклонным...
Почему она оказалась там? Малфой что-то говорил…но она не помнила уже, не помнила…Словно вечность прошла, хотя так же жжет, так же болит…
Почему она?
Если она не была важна…дорога…Ему.
Если бы он был так жесток, если бы искал примирения с ней только для того, чтобы ударить еще больнее…То зачем этот спектакль, зачем…?
Чтобы она не рассказала ничего? Но зачем сохранять ей жизнь? Лили задрожала, вспомнив ликующее удовлетворение в глазах Малфоя, неприкрыто наслаждавшегося ее страданиями… И равнодушное скучающее лицо его…их хозяина. Они бы уничтожили ее с такой же небрежностью, как уничтожают назойливую мошкару…
Если бы…если бы не Он?
Ее скрытый гордый друг, оказавшийся на коленях…Ради ее спасения? Или по собственной воле?
Она остановилась на пороге, бросая еще один взгляд на застывшего в смиренной позе юношу. Коротко всхлипнула, пошатнувшись, вцепилась в дверной косяк, словно хотела выскользнуть из мрачного помещения, но с той же стороны…с той же стороны, словно хотела удержать себя внутри…
- Я бы предпочла смерть… - она вцепилась свободной рукой в растрепанные волосы, словно желая вырвать их и развеять по ветру вместе с вцепившимися в них мыслями. – Я предпочла бы умереть, чем увидеть тебя на коленях. Умереть и превратиться в ничто, но не жить с сознанием того, что самый дорогой мне человек стал рабом, прикрываясь моим спасением. Ты знаешь это, знаешь! – дрожащий голос сорвался на визг, вознесшийся к невысокому потолку, а она уже стояла перед ним, тряся за воротничок рубашки. – Ты мог обзывать меня, мог не принимать моих друзей, презирать мою сестру, мог заниматься чертовой темной магией – я бы простила, всегда прощала! Но этого я простить не могу, понимаешь, Сев, не могу! – комок горечи в горле, и так сложно дышать…
В детстве у Петуньи бывали приступы астмы, когда она слишком волновалась или злилась. И сейчас, когда этот огромный ком разросся, казалось, до огромных размеров, в памяти всплыла яркая картинка: ее сестра, задыхающаяся, бледная, как мел…и папа, крепко держащий ее за руку и другой рукой потирающий ее грудную клетку.
Успокойся, милая. Сделай крохотный вдох..вот так, вот так..а теперь еще раз, ну же…Все проходит, пройдет и это…
Лили отшатнулась, вцепившись пальцами в горло. И затрясла головой, вновь глотая слезы. – Не могу, не могу…
Ее сдавленное рыдание эхом разносилось по коридорам, когда она, спотыкаясь, бежала прочь от подземелий. Прочь от него. Прочь от желания вновь открыть ему свое сердце.
Поделиться192015-09-17 00:30:56
Она никогда не была его. Она была с ним, но не его. Дружба… Что дружеские отношения по сравнению с его чувствами? Ничто. Маленькая крупица в огромной вселенной. Он никогда бы не посмел просить о близости, которая свойственная молодым влюбленным людям. Она не была в него влюблена. Ее сердце не заходилось в бешеном аллюре при виде его. В то время, как он не мог совладать с бушующими в нем эмоциями и просто-напросто сбегал, прикрываясь своим извечным недовольством на мир и оставляя ее в полном недоумении. А по-другому он не умел. Боялся… боялся, что она узнает, какие чувства и мысли порой кружили ему голову, он терялся рядом с ней.
Проходили года, он терялся в сомнениях. Прошлый День Святого Валентина изрядно помотал ему не нервы. То отчаяние, которое он чувствовал после ухода Блэка и Поттера, он помнил с поразительной точностью. Что ж, такова его судьба. Он признался Лили в своих чувствах два раза – и оба неудачны. В письменной форме и в устной. «Валентинку» к счастью для Лили и к несчастью для Северуса перехватил ненавистный Поттер. Снейп не знал, дошла ли записка, в конце концов, до Лили. Даже если и дошла, то девушка никак не обозначила это свое знание. Северус не знал, как к этому относится, поэтому просто был рядом с Лили, пока она давала на то свое согласие. Но его чувства выгрызались в него, разжигали сомнения и подвергали ненужным мыслям. Как с этим справиться – он не знал. Все случилось само собой, буквально полдня назад. Он был очарован красотой Лили, ее молодостью, ее сияющими глазами, улыбкой, что блуждала на ее лице, когда он встретил ее у входа в Большой Зал, когда сидел с ней рядом за столиком, когда повел ее танцевать. А потом все испортил. Посмел поставить на ее чистоте жирную черную кляксу, очень похожую на него самого.
Соскользнувшая с ладони ткань все еще жжет кожу. Все, что у него останется после ухода – жжение. Ожог, что он сам себе поставил, совершенно не заботясь о последствиях. Был лишь шок, от того, что она позволяет ему быть рядом, позволяет пользоваться своим теплом и дружбой. Теперь шоковое состояние прошло – осталась лишь боль. И эта боль будет напоминать ему, что она была в его жизни. Он и хотел бы забыть и хотел бы никогда не терять эти воспоминания. Они ранят, но они жизненно важны. Для него. Он погибнет. Он уже на краю, до которого еще доносятся отголоски солнечного света. Но лучи ускользают, тают… В кромешной тьме один неосторожный шаг – и он летит в пропасть.
Уходит. Ее шаги торопливы. Быстрее, как можно дальше от него. Почти убегает. Но нет, звук удаляющихся шагов сменятся звуком приближающихся шагов. Но… Он не успевает ничего додумать, как она оказывается рядом с ним. Трясет его, говорит какие-то слова. Он зажмуривается, лишь бы она не видела его глаза, в которых скапливаются предательские слезы. Лишь бы не видеть ее глаза, наполненные жалостью и презрением.
«Глупая, ты еще не успела пожить, чтобы такое говорить…» Чего уж теперь! Он бы и сам сейчас предпочел бы свою смерть, однако, в обмен, на ее жизнь. Но ведь не было никаких гарантий, что убей Темный Лорд Северуса, он бы пощадил Лили… Абсолютно нет никаких гарантий. Разве Волдеморт сдержал бы свое слово? Разумеется, нет. Она не должна так говорить, она не может так говорить! Где ее чертово гриффиндорское стремление к правоте и желание сделать все как можно лучше?! Почему они ей сейчас, именно сейчас, изменяют?!
Зачем, спрашивается, прощала, если ей это приносило страдания? Он не понимал ее логики. Хотел до умопомрачения, но она всегда оставалась для него чем-то непостижимым. И дело не только в ее гриффиндорском характере. Черта, присущая только ей, которая однажды его свела с ума и поработила навечно. Та искра, что всегда была для него маяком в его холодном мертвом море.
Все-таки убежала. Северус сгорбился, рухнул на бок и свернулся в позе эмбриона, обхватив руками колени. Ушла… Ушла… Ушла… Не поняла, не захотела понять. Оставила. Бросила. Он чувствовал себя полностью разбитым штормом кораблем. Все, что от него осталось – щепки, удивительным образом дрейфующие на поверхности.
Лили… Лили…
«Так и будешь лежать куском дерьма?»
«Да».
«Ты ее не сможешь вернуть, если будешь бездействовать!»
«Уже не вернуть».
«Мерлина ради, не будь таким пессимистом. Перебесится – выслушает».
«Нет».
«Она – гриффиндорка, простит».
«Нет».
«Догони ее».
«А толк?»
«Не будь тряпкой. Слизеринцы не глотают слез».
«Мне плевать».
«Ты все еще можешь изменить».
«Нет, только не это».
«Это ты так думаешь, дай себе шанс, поверь в себя».
«Поверить в кусок дерьма?»
«Так не будь им!»
Северус еще сильнее сворачивается в клубок и подтягивает колени к груди. Сдохнуть, растворить, исчезнуть. Что угодно, лишь бы не чувствовать разрастающейся пустоты в груди. Это страшно. Он просто не сможет без спасительного солнышка. Просто не сможет…
Он резко встает, стирает кулаками злые слезы и вылетает из кабинета. И бежит за ней следом. Она не простит, но он заставит ее выслушать, заставит хотя бы понять его мотивы. Ночь лишь на руку – коридоры пусты. Он слышит ее рыдания, догоняет. Хватает за руку и разворачивает к себе. Прижимает ее к стене и упирается руками о каменную кладку по обеим сторонам от ее плеч, но держится на расстоянии от ее тела.
- Послушай, Лили, послушай внимательно.
Возможно, это его последние слова, сказанные ей и он должен, просто обязан донести все, что чувствует.
- Хорошо, ты бы умерла. Предположим, я допустил бы твою смерть… Чтобы я в таком случае чувствовал? Ты об этом подумала? А теперь представь все наоборот, я отдаю свою жизнь в обмен на твою. Неужели ты вернулась бы на бал как ни в чем не бывало? Как будто меня и не было в твоей жизни? Почему ты думаешь, что я мог поступить как-то иначе? Только ничего не отвечай.
Он отталкивается от стены и уходит. Медленно, не оборачиваясь. Он сказал все, что хотел. Теперь ее очередь попытаться принять правду.
Поделиться202015-09-17 00:31:05
Шлеп..шлеп…шлеп…
Так тихо и так оглушительно соприкасаются ее босые ноги с холодным камнем пола. Последний рывок на пути к отдохновению, к спасительному забвению, к возможности скрыться. От мира, от света, от воздуха, который шумно входит в ее легкие и раздувается внутри прелым огнем. Кашляет и шарахается в сторону от теней, скопившихся в углу, к которому не могут протянуть свои извивающиеся руки факелы, горящие на стенах. Как будто видит вновь темную фигуру, шагающую по коридору, фигуру, которую она приняла за…
Гулко эхом отдается в потолке бег. Лили пытается припустить вперед изо всех сил, но ей только кажется, что она несется, как ветер, тело ее слишком много настрадалось сегодня, оно протестует против этого…
Тщетно. Ей не скрыться от этих цепких пальцев, не укрыться от жгучего взгляда, не спрятаться от бледного лица, искаженного эмоциями. Кто ты, бледный демон? Ты не можешь быть ее другом. Прячущим в себе греческий огонь смурным мальчишкой. Ты слишком яростен, слишком напряжен… Где твои навыки, слизеринец? Не позволяй эмоциям взять над тобой верх. Такого его она не знает. Шипящего, вжавшего ее крепкими пальцами в стену…
Страшно?
Нет. Нет, не это может ее напугать. Не это.
Лили оцепенело смотрит на его предплечье, будто метка прожигает плотную ткань его мантии насквозь. Но тут же переводит затравленный взгляд на его бездонные глаза. Вздрагивает. И слезы непрерывным потоком катятся по ее щекам, морща судорогой бледное лицо, прокатываются по искусанным губам и падают на пол.
Грохот. Кап. Кап. Она глохнет от этого звука, но его слова не нужно слышать. Он не говорит их. Выжигает на ее сердце, штампует на внутренней стороне лба – так что теперь они всегда будут гореть перед ее глазами.
Что если бы ты умерла?
Хотя бы раз в жизни я могу побыть эгоисткой? Ты всегда говорил, что немного здорового себялюбия мне пойдет только на пользу. Так почему же не позволил мне укрыться от этой боли? Больно, больно! Она корчится в его руках, протискивая собственную к груди – там, где трепыхается окровавленное сердечко и пытается сжаться.
Что бы я в таком случае чувствовал?
Она так хотела бы ответить – облегчение. Облегчение оттого, что избавился от глупой гриффиндорки, считающей его своим другом. Зовущей его на потеху остальным – Се-ев. Заставляющей его гадать желания на звезды, заниматься с ней трансфигурацией и выслушивать постоянное нытье. Избавился – и может заняться тем, к чему на самом деле лежали его стремления. Темными искусствами. Зельями, столь страшными и серьезными, что даже в запретной секции книги посвященные им не находились с первого взгляда.
Но она ведь видит. Он не врет. Действительно – любит ее? От этого становится еще больнее и она опять рыдает, пряча от него глаза, судорожно выдавливая из себя идиотское: Прости. Простипростипрости, Сев…лучше бы ты меня ненавидел, лучше бы ты обиделся тогда на слова моей сестры и ушел навсегда. Только не страдал. Что это такое страшное в твоих глазах? Моя боль ничто по сравнению с этим…ничто…
Что сделала бы она, окажись на его месте? Что? Отказалась бы? Утешала бы себя мыслью, что все будет хорошо и в последний момент их кто-нибудь спасет? Дернула бы носом, лелея свои светлые и чистые принципы, и наблюдала бы за тем, как во имя их Он умирает? Перерезала бы нить, держащую его по эту сторону жизни или пожертвовала бы нитями, связывавшими вас друг с другом?
Никто не спас тебя.
Никто не спас Вас.
Только он. Пожертвовал собой. Пусть! Пусть он хотел этого, в глубине души его пусть расцветали ростки этой болезни, которой заражались сейчас многие…Но он ведь спас тебя. Тебе больно потому что ты жива. Жива и можешь чувствовать эту боль. Разве ты не боишься больше всего на свете умереть и уйти в ничто? Утратить себя навсегда потому что душа твоя никогда тебе не принадлежала и ей предстоит еще пройти долгий путь…Но без тебя. Разве не этого ты боялась? Так он спас тебя. Дал тебе возможность жить дальше твоей никчемной жизнью. Шарахаться дальше от Поттера, читать нотации Мародерам, помогать младшекурсникам….
Но без него.
Потому что слишком большую жертву он принес. А ты не можешь позволить себе этого. Потому что своей жертвой он содрал с твоей души все покровы, заставил ее корчиться, как кусок пергамента в адском пламени. И неважно, что тебя успели вынуть из этого огня до того, как ты рассыпалась золой… Ты уже никогда не станешь такой же гладкой и белоснежной… Навсегда в тебе будет ныть эта обуглившаяся сторона.
- Сев… - она неслышно шепчет его имя, сползая по стене на пол, когда он отпускает ее и решительно шагает прочь. – Сев…прости меня…
Прости за то, что я не могу дружить с тем, во что ты превратился.
Прости за то, что я не смогла предотвратить этого.
Прости за то, что я боюсь тебя – такого, каким ты станешь совсем скоро.
Боюсь. Но не ненавижу. Никогда я тебя ненавидеть не смогу. Но и принять назад…тоже…
Это сильнее меня, моих желаний и надежд. Надежда. Неужели осталось еще от нее что-то? На что мне надеяться? Я надеялась там – в этой комнате, что кто-нибудь спасет нас. Надеялась на то, что Малфой прозреет и поймет, что делает…Надеялась на твой отказ.
Это ведь так просто? Отказать?
Нет.
Это предполагает слишком большую ответственность…порою даже большую, чем дать положительный ответ.
- Прости…
Она долго еще лежит сотрясающимся комочком на холодном полу. Слезы заканчиваются, и тело трясется в бессильной попытке как-то излить из себя мучающее его чувство. Не удается. И Лили Эванс, которая, шатаясь, поднимается, согнанная со своего угла блеснувшим лучом рассветного солнца уже не та, что была прежде.
Можно ли починить то, что было сломано?
Можно?
Нет, если ты выломал все торчащие детали и выбросил их в пропасть.