Солнечные зайчики опасливо заглянули в окно их спальни и пробежались по стенам. Чуть осмелев, они перебрались на тумбочку, что стояла рядом с постелью Джеймса, и остановились на мгновение на его очках. И, видимо не удовлетворившись результатом, принялись танцевать на лице Поттера, заставляя его проснуться и порадоваться новому дню.
Новому дню радоваться не хотелось. Хотелось переловить всех солнечных зайчиков в округе и собственноручно набить каждому морду, чтобы не вздумали больше будить хороших людей по утрам, особенно после столь затяжного вчерашнего вечера. Однако, поворочавшись под своим одеялом, Джеймс был вынужден признать, что сон не шел, и мерзкие зайцы добились своего - хотя бы наполовину.
И лишь тогда, когда он, уже полностью одетый, спустился в гостиную, Джеймс вспомнил о причинах вчерашних посиделок. Наступил день Х, день, когда Джеймс должен был взять пергамент и перо и написать родителям подробнейший отчет на тему "Что я делал этим семестром". Работа была тяжелая и требовала уймы времени и фантазии: понятное дело, что выкладывать все начистоту о проделках мародеров было не самым безопасным делом, даже при учете особой понятливости и любви к сыну четы Поттеров. А потому сидели вчера все четверо, в красках описывая родителям прелести заучивания новых заклинаний и скурпулезного написания домашних работ. Дело кончилось ближе к утру, ребята устало поднялись в спальню, так и забыв исписанный пергамент на столе. Теперь он лежал там же немым укором, всем видом показывая, что его неплохо было бы еще и отправить.
Тяжкий вздох вырвался из груди гриффиндорца, которому было просто ужасно лень совершать утомительное путешествие по множеству лестниц Хогвартса, добираясь до совятен. Однако, лучше это было сделать сейчас, прежде, чем мама окончательно разволнуется и пришлет ему красное письмо. Сколько он ей уже не писал?...

Спустя каких-то полчаса Джеймс героически преодолевал последние ступени, отделяющие его от вожделенных сов. Письмо, зажатое в руках, слегка помялось и потеряло товарный вид, но парень великодушно решил, что главное не оболочка, а содержание, и, как следствие, все в порядке.
"четыреста семьдесят пять. Четыреста семьдесят шесть... Четыреста семьдесят девять. Четыреста семьдесят десять", - Джеймс уныло считал ступеньки последней лестницы, слишком поздно заметив, что сбился. Однако возвращаться и перепроверять почему-то не хотелось, а потому он лишь послал безмолвное проклятие в адрес того, кто строил этот замок. Вот уж кто воистину знал все об изощренных пытках над детьми.
Ручка двери легко повернулась под пальцами, вынуждая ту жалобно скрипнуть, дабы оповестить всех сов о новом посетителе. Как выяслин Джеймс буквально на следующем шаге - не только сов. Лили, красавица, не поддающаяся его чарам, мисс Эванс, сидела на подоконнике и воодушевленно строчила кому-то письмо. Сердце бухнулось о ребра и побежало собирать чемоданы, дабы спешно эвакуироваться в направлении пяток. Ручка двери жалобно хрустнула под натиском пальцев.
"Не нужно так волноваться, - приободрил Джеймс самого себя, - ну не укусит же она тебя за тот случай со Снейпом?"
С тех пор ему ни разу не удавалось пересечься с ней один на один, хотя, стоит признать, он очень старался. А вот теперь, когда это наконец случилось, он оказался глупейшим образом не готов.
- Доброе утро, Лили, - он улыбнулся и немного нервным движением поправил очки. Ручка двери была сочтена недостаточно верной союзницей в сложном деле налаживания мостов с сопротивляющейся женщиной, а потому было оставлена ради преодоления нескольких метров, разделявших его с рыжеволосой гриффиндоркой.
- Надеюсь, это не любовная лирика? - он указал рукой на письмо, исписанное аккуратным женским почерком, - А то мое сердце не выдержит и разобьется на такие вот мелкие осколочки!
Он сложил пальцы щепотью, показывая размер и ухмыльнулся. Лучшая защита - нападение, лучший способ избавиться от стеснения - проявить наглость, лучший способ избавиться от растерянности - заполнить ситуацию собственными дурацкими шуточками.

Что взять с этой рыжей плутовки, так прочно умудрившейся его околдовать? Ради нее он даже снитч оставил в покое, решив поберечь чужое сердечко.
- Неужели и в правду, от восторга? - заинтересовался он ее словами, ехидно ухмыляясь. Восторг Лили им был вещью...труднопредставляемой, если вспоминать как она себя с ним вела на протяжении всего общения. Однако, вдруг?
Впрочем, посмурневшее личико разом развеяло все надежды. Ну как же, озеро и любимый Севочка. Угадать полет ее мыслей было не так уж сложно, учитывая что столь серьезно он, она и снитч присутствовали в истории только один раз. Нахмурившись, Джеймс наблюдал, как девушка спешно сворачивает письмо и в первый раз в жизни не знал, что сказать. Он не понимал, за что должен чувствовать себя виноватым, если тот немытый придурок ее оскорбил.
Выяснение этого вопроса пришлось отложить - прошелестевшие колдографии уютно расположились на полу, помахивая Джеймсу руками. Он, не дожидаясь действий Лили, опустился на корточки, собирая маленькие изображения. То, что Лили делала тоже самое, он обратил внимание только когда едва не столкнулся с ней лбами - до того увлекся.
- Красиво! - заметил он, разворачивая изображением к Лили одну из карточек с ее собственным лицом. - Подаришь?
Он открыто улыбнулся и вопросительно вскинул брови - можно было бы подумать о шутке, если бы не очень внимательный и серьезный взгляд сквозь стекло очков.

Долгий взгляд, глаза в глаза. Зеленые в карие. Солнечные лучи, танцующие на их лицах, и мягкий шелест совиных крыл. Черт, если бы у Джеймса был пульт о этого мира, сейчас он непременно нажал бы на паузу.
- Подпиши, - мягко согласился он, протягивая девушке последнюю фотографию. Это предложение, прозвучавшее бы насмешкой из любых других уст, звучало совершенно изумительно из уст Лили. "Попросить повторить? - Джеймс удержался от озадаченного поскребывания в затылке, и вновь улыбнулся, - нееет, она мне врачей из Святого Мунго вызовет!".
День налаживался, повернувшись Джеймсу своей лучшей стороной сразу после этих колдографий. Мерлин, доходило до абсурда: он, один из наиболее популярных молодых людей школы, теперь робел и коллекционировал случайные прикосновения, как сейчас, когда она забирала у него карточки. Пальцы на миг соприкоснулись, подарив ему волнующее чувство где-то в груди, чтобы разъединиться в следующий момент. Маленькие Лили прощально помахали Поттеру со своих колдографий и отправились в конверт.
- Нет, навозными бомбами на этой неделе занимается Ремус, - заговорщицки сообщил он, взъерошивая себе волосы. Та самая привычка, которая въелась уже в плоть и кровь - когда делаешь, не замечая того.
- А ты так и не ответила насчет своего. Неужели действительно любовная лирика? - он сосредоточенно сворачивал собственное письмо и упаковывал его в конверт. Поттер неизменно проигрывал себе самому: в данном случае, его старательное сокрытие ревности говорило много больше, чем если бы она была на лице - поскольку именно шутовская ревность напоказ была его излюбленной шуточкой в подобных ситуациях.
Письмо не слушалось, неизменно разворачиваясь от излишне поспешных пальцев. Джеймс хмурился, но продолжал упрямо смотреть в свой конверт, ожидая ответа.
"Идиот. Возьми себя в руки и веди достойно" - рявкнул внутренний голос, который на данный момент, увы, занимал даже не совещательную позицию.

Ну кто бы мог подумать, что Лили настолько стеснительна. Джеймс улыбнулся, когда она перевела тему и картинно шлепнул перед ней колдокарточку:
- Я могу предоставить полный отчет по проделкам мародеров, но только после обещанного! - возвестил он, улыбаясь и кладя рядом с карточкой перо. Подпись Лили была не жизненноважным пунктом, но несомненно, наиболее приятным. И, если уж совсем начистоту, Джеймс "пошел на принцип", как это принято говорить.
Ему было интересно. И уютно. И, если бы кто-то поинтересовался его мироощущением в данный момент, Джеймс непременно сказал бы, что все правильно. Не хорошо, не плохо, а правильно. Так и должно быть. К сожалению, вокруг не было никого, способного задать гриффиндорцу этот животрепещущий вопрос, а потому он не потрудился сформулировать ответ даже для себя самого. Вместо этого он изучал изумленно вскинутые бровки, прослеживал линию, неизменно возвращаясь к ярким, зеленым глазам.
- Это была не любовная лирика, - вместо ответа сказал он, наблюдая за изменениями в ее глазах. Он и сам не знал, откуда пришло это чувство уверенности, но, по его глубокому убеждению, ТАК вслед любовным запискам не смотрят. Собственное письмо уже давно утратило товарный вид, но это как раз его волновало мало - родители давно привыкли к такому положению вещей. Вместе с девушкой, он провожал удаляющуюся птицу взглядом, стараясь понять как же так получилось, что он совсем о ней ничего не знал. Точнее нет. Подобно каждому влюбленному Ромео, он знал о ней множество мелочей, начиная от различный вариаций на тему "какие цветы она любит" (все подружки почему-то давали разные ответы), и заканчивая любимым предметом. И почему-то не знал самого важного - чем дышала эта девушка вне стен школы, кого оставила там, в Лондоне, о чем мечтала...
Теперь он сам пожалел о своем замечании. Кто знает, может быть лучше было пподержать язык за зубами, или, может, даже сделать вид, что поверил.
Размышления были прерваны самым неожиданным образом. Девушка, в которую он был влюблен, назвала его по имени. Девушка, которая раньше предпочитала не разговаривать с ним вообще, а если разговаривать, то с неизменным "Поттер". И вот теперь такое вот "Джеймс".
Юноша улыбнулся, немного мечтательно и грустно. Это было знакомо многим - тоска по небу и воздуху, по ветру, что сдерживал тебя и был твоим самым верным другом.
- Это прекрасно, Лили, - он запечатал письмо и медленно привязал ее к лапе собственной совы, подлетевшей к хозяину. Короткая пауза, требуемая на аккуратный выпуск совы из окна - на манер выпускания голубей, - Это свобода.
Он беспомощно оглянулся, не зная как объяснить. Под прицелом изумрудных глаз он не мог просто так ограничиться парой фраз, как делал всегда. Нет, ей он должен был рассказать. Но как?
- Ты паришь в невесомости и чувствуешь особый запах - запах свободы, что веет отовсюду. И губы жжет от ветра поцелуй, - он прислонился спиной к стене, спрятав руки в карманах, глядя в пустоту перед собой. Не было сил перевести взгляд обратно на девушку, ведь это неминуемо означало получить оценку. - Ты замираешь на мгновение, ловя губами дыхание ветра, лишь затем, чтобы сорваться в новый головокружительный, безумный полет. Ты там, где должен быть. Ты на своем месте. Ты...
Он улыбнулся и покачал головой, все еще пребывая мыслями там, в своем полете.
- Лили, есть вещи, которые нельзя описать словами. Просто потому что не придумано в мире еще таких слов, которые могли бы передать чувство. Это... Это нужно испытать.
Легкая запинка, на мгновение. Вновь обрел прочность взгляд, в глубине которого плясали тысячи чертенят. Задорно улыбнувшись, Джеймс подался вперед:
- Моя метла легко выдержит двоих. Я могу подарить тебе полет? - предложение прозвучало на удивление легко, будто так и должно. Он протянул руку ладонью вверх, в приглашающей жесте.