Снейпа сотрясала мелкая дрожь. Будь у него в руках волшебная палочка, должно быть, с нее бы сыпались зеленые искры. Как же он ненавидел Николь фон Эджин в это мгновение. И ничего не мог сделать. Ни-че-го. Самое отвратительное чувство, которое вообще можно чувствовать — чувство абсолютной беспомощности. Словно слепой котенок, пытающийся идти против налетевшего урагана.
Профессор равнодушно окинул взглядом окровавленную ладонь, театрально выставленную напоказ. Есть заживляющие заклинания, которые справились бы с подобным порезом ровно настолько хорошо, насколько это способно его зелье. Стало быть, дело в другом. Это было сделано специально. Не то, чтобы Северус сомневался в подобном факте, однако, степень надуманности предлога — яркое тому доказательство.
Снейп никак не отреагировал на похвалу. Обычное зелье, обычный состав, ничего мудреного в нем нет.
— Я никуда не уйду, — цедя каждое слово, зло прошипел Снейп. Николь фон Эджин прекрасно осведомлена об отношениях между Лили и Северусом, и умело этим знанием пользуется. Осталось понять — для какой именно цели она делает это сейчас: из обычного любопытства, из желания морального насилия, удовлетворяя свое эго, или преследуя определенную цель. В прошлую их встречу, вытащив из шкатулки рыжий локон, она тоже преследовала вполне себе конкретную цель — принудить Северуса стать ручным псом, которого можно в любой момент послать принести брошенную игрушку.
Все произошло настолько быстро, что Снейп не успел хоть как-нибудь отреагировать.
Разочарована. Хозяйка разочарована своей слугой. Нет, пожалуй, не так. Злая Хозяйка разочарована своей непослушной слугой.
Острые плечики Лили скорбно согнулись под невидимой тяжестью, а через мгновение она и вовсе рухнула, тряпичной куклой упав на пол. Северус метнулся было к ней, но остановился в шаге от девушки. Ей сейчас не помочь. По крайней мере, не физической помощью. Северус ненавидящим взглядом уставился на Директора. Ему казалось, что Николь фон Эджин лучится самодовольством до последнего кончика ее светло-русых волос.
— Хватит!
Снейп шагнул вперед и закрыл собой Лили, как будто это могло бы ее избавить от того воздействия, которое заставляет ее страдать.
— Хватит, — уже тише повторил Северус, однако, злости в его голосе ни на унцию не убавилось. Видя, как страдает Лили, страдал и сам Снейп. По его вине она в который раз испытывает боль.
— Приказ был выполнен в полном соответствии. Зелье у вас, Директор? У вас. Рана залечена? Залечена, — Снейп скользнул взглядом по затягивающемуся на глазах порезу. — Лили здесь ни при чем. Таково было мое желание, — спокойно констатировал Северус. — В конце концов, что плохого в том, что я решил лично сопроводить Безликую, чтобы убедиться в целостности и сохранности зелья при его… транспортировки?
Криками и упреками делу не помочь. Северусу хотелось обернуться, опуститься рядом с Лили, обнять ее и утешить. Однако он оставался неподвижен и безучастен. Раздающиеся позади всхлипы он пытался игнорировать. Однако не думать о том, какого сейчас Лили, не получалось.
А все почему? А все потому, что Николь жизненно необходимо выказать свое превосходство. Да, методы весьма сомнительные. В этом вся Николь фон Эджин. Северус привычно скрестил руки на груди.
— Я повторю свой вопрос. Что все это значит?

Она не слышала мужского голоса, выплескивающего все негодование владельца. Не могла осознать происходящего трезвым разумом. Боль свивала вокруг нее свои кольца, отбирая даже те крохи сознания, что остались у Безликой после безжалостной процедуры. Создание Безликого вовсе не является созидательным процессом. Напротив, это уничтожение всех особенных черт личности, характера, что делает человека самим собой. Решительность, сострадание, жажда знаний, чувство справедливости и собственного достоинства... Они стираются безжалостной рукой, оставляя опустошенную оболочку с потухшим взглядом. Единственное, что движет Безликим - стремление угодить своему хозяину. Только это разжигает в них огонь жизни.
И этот же самый огонь может уничтожить.
Не было никаких внешних факторов, которые могли бы навредить сейчас Лили. Вся боль существовала лишь в ее разуме. И эта сумеречная боль захватила каждую клеточку ее организма. Холодный камень под ней, раздраженные голоса, движение вокруг - ничего не существовало. Была лишь боль. Всепоглощающая, затягивающая мир во тьму.
Но сквозь эту тьму вдруг ясно прозвучал хрустальный голос. Прощение. Она прощена.
Как будто кто-то легким движением руки разогнал грозовые тучи, готовые пролиться огненным дождем. И словно и не было никогда боли, подкосившей ноги Безликой, сдавившей легкие. Все осталось в прошлом, а оно не заслуживает внимания. Потому что в настоящем есть голос Хозяйки и ее указания.
Жгучие слезы высохли в мгновения . Безликая встала, покачнувшись, машинально огладила одежду, волосы. Не то, чтобы ей самой было важно, как она выглядит. Но Хозяйка заботилась о ней и уже ради одного этого следовало держать себя в приличном виде. Безликий должен соответствовать статусу своего Хозяина, так, как убранство дома свидетельствует о достатке.
Разговора между Хозяйкой и профессором зельеварения Безликая не осознавала. Она слышала слова, понимала их. Но по-настоящему не вслушивалась. Слова текли рекой сквозь ее сознание, ненужные, ибо в них не было приказа. Но если ей вдруг будет приказано вспомнить, о чем был разговор, она сумеет повторить его. Обученная птичка, потешающая гостей.
Но вот голос Хозяйки вновь обращен к ней. И профессор вновь попал в поле внимания Безликой. Она присела в неуклюжем книксене, указывая на кресло. - Прошу вас, присаживайтесь. Не мечитесь по кабинету, как раненый зверь.
Она вежливо улыбается, но глаза ее непроницаемы. Понимает ли она неуместность последних слов? Разве это важно?
А потом вновь застывает, устремив свой взгляд на прекрасную Хозяйку. Как верная собака, для которой не существует других людей, кроме одного-единственного.

Безликая исполнила приказ в точности и застыла с безмозглым и преданным взглядом. Мальчишка-профессор наконец-то перестал кричать и скучно заговорил про флоббер-червей. Наконец-то хоть какое-то подобие порядка. И это грело ледяную душу, из которой даже полтора года британской сырости не стерли немецкую любовь к аккуратности.
Идиллия длилась ровно минуту, а потом нахальный мальчишка заявил, что в лаборатории бедлам. И от слов Директора просто скрутило приступом мигрени.
- Профессор, профессор, еще слово и я пожалею о своем решении о вашем назначении. Или вы от избытка чувств потеряли способность мыслить? - если бы не проклятая мигрень, это могло бы прозвучать насмешкой, но боль стирала все интонации. - Зелья в лаборатории расставлены в алфавитном порядке. Алфавит немецкий, - губы Директора исказила гримаса, смутно похожая на ухмылку с оттенком грустного торжества. Николь продолжала оставаться иностранкой на острове и это был повод для гордости, верна себя, и это был повод для грусти - возможности что-то изменить у нее не было. Сейчас было не то время, и не те зрители - Безликая и мальчишка - чтобы предаваться ностальгии, так что усилием воли Николь стерла с лица ухмылку.
- Надеюсь, профессор, что вместе со способностью мыслить вам не отшибло память. Вы обещали выполнять мои поручения. Мне нужен напиток живой смерти. По три стандартных котла в месяц, - приказала Николь. - Учтите мое маленькое поручение при пополнении школьных запасов. И да... помощник. Безликая, принеси профессору перо и пергамент, - потребовала Николь. - Профессор, вы ведь знаете, я не сильна в ваше языке. А Безликая настолько пустоголовая, что бесполезна. Так что вам придется побыть моим секретарем. Пишите. Я, Директор Хогвартса, назначаю помощником профессора зельеварения... - медленно, по слогам, продиктовала Николь и задумалась, как будто бы вспоминая подходящее имя. Мигрень впилась в виски со свежей силой.
- Впишите имя сами, профессор, - ухмыльнулась Николь.

В редкие припадки философского настроения Лорд говорил, что в большинстве случаев не требуется даже прикладывать усилия, чтобы понять чужие мысли. Все слишком предсказуемы. Что даже скучно.
Обстоятельства в очередной раз доказывали правоту Лорда. Даже мальчишка, которого считали гениальным, оказался до банальности предсказуемым в своем выборе. Решил поиграть в благородство и усложнить себе жизнь, взяв безмозглого, бесполезного помощника. Что ж Николь никогда не пыталась препятствовать желающим мучить самим себя, и сегодня она не собиралась делать исключения. Разве что подбросит немного сухой травы в этот костер сама истязания.
- Как вы сказали, профессор, Безликую Лауру Эйнс? Лору Вейнс? Или как? - оскалившись в улыбке, переспросила Николь. - Я не знаю, кто это. Вы, наверное, ошиблись, профессор. У Безликих нет имен, - мягко (она действительно пыталась изобразить мягкость) напомнила Николь.
И это даже не было ложью. Корректирующее воздействие выдирало из жертвы сущность почти целиком, оставляя лишь жалкие крошки. Самые первые Безликие забывали даже как дышать и быстро умирали. Другие сходили с ума от пустоты внутри, чахли и погибали в считанные дни. Рыжая девица была особым экспонатом, первым более ли менее живучим Безликим. После нее были и другие, но дольше в этом состоянии не прожил никто. Впрочем, осколки сущности, дающие возможность жить, слишком малы для того, чтобы что-то осмысленно помнить. Даже такую мелочь как собственное имя. Но возможно этих жалких ошметок хватит, чтобы повторить услышанное. Может быть да, а может быть нет? - Любопытный эксперимент, и это стоило того, чтобы рискнуть потерять старую игрушку.
- Безликая, а Безликая? - вновь обратила внимание на затихший экспонат Николь. - Ты помнишь, кто ты? Назови свое имя, Безликая. Имя, - приказала Николь и пристально уставилась на свою жертву. Интересно, что сильнее желание выполнить приказ или пустота в создании. - Назови свое имя, - еще раз потребовала Николь.

Совместно с Лили Эванс

Каждое мгновение промедления становилось для Безликой еще одним шагом в бездну. Она тщетно пыталась вызвать в памяти необходимый ответ, но не могла. Пустота. Пропали яркие лепестки, исчезло мимолетное чувство, будто еще совсем немного — и она вспомнит. Перед ее взглядом лишь лицо Хозяйки, выжидающее, терпеливое.
Еще одна попытка вспомнить.
Но разве можно вспомнить что-то, чего не знаешь? Разве можно назвать имя, которого не имеешь? Она Безликая, и лишь Хозяйка может выбрать угодное ей имя.
Да, так и есть. Это и было правильным ответом.
Девушка вновь раскрыла рот, готовая произнести его. Но прикосновение к ее рукам остановило ее.
Новый профессор зельеварения, что так неприязненно говорил с Хозяйкой, обратился к ней с вопросом. Имя? Да, он назвал имя, когда увидел ее. Перед взглядом вновь пронеслись нежные цветы, расцелованные солнцем. Девушка нахмурилась, но ее лицо тут же безмятежно разгладилось. Ничего не имеет значения кроме Хозяйки. И ее нельзя заставлять ожидать.
— Я Безликая, Хозяйка. У меня нет имени.

Кровь прилипла к щекам. Северус до боли стиснул ладони Лили.
— Нет! — разочарованно выдохнул Снейп. — Ты говоришь неправильно. Твое имя — Лили. Лили Эванс. Ты должна это знать. Ты должна вспомнить. Ты вспомнишь рано или поздно.
Это была еще одна попытка достучаться до заблокированной памяти Лили. И снова неуспешно. Корректирующее воздействие было выше понимания Северуса. По крайней мере на этот момент. Он чувствовал ответственность за Лили. Впрочем, как и всегда. Желание защитить ее, желание вырвать из состояния безликости сейчас превышало все допустимые пределы.
— Ты — Лили, — спокойно повторил Северус, стараясь не думать о присутствующей рядом Николь и, вероятно, растущей на ее лице самодовольной ухмылке. — Ты всегда была Лили, ты ею и остаешься. Лили?

Лили. Произнесенное вслух, это имя повисло в воздухе. Четыре буквы, Л-И-Л-И. Теперь она вспомнила. Лилия. Вот как называется цветок, преследующий ее в непонятных видениях. Лилия.
Но название цветка не было ее именем.
Лили Эванс. Это не имело никакого значения для Безликой. Никаких воспоминаний, ни единого просвета. Неизвестная личность, которую почему-то хотел подарить ей профессор зельеварения.
Безликая выдохнула, делая шаг в сторону Хозяйки. Ей хотелось оказаться подальше от человека, яро убеждавшего ее в том, что у нее есть имя.

Снейп сжал ладони в кулаки и ненавидящим взглядом посмотрел на Николь фон Эджин.
— Довольны? Чего вы добиваетесь?