Еще одна порция боли, усиленная в два раза. Если она сегодня не умрет, то будет очень сильно собой гордиться и очень сильно ненавидеть Его. Кто бы мог подумать, Амикус Кэрроу, самый любимый человек во всем мире, решил сыграть с ней в кошки-мышки, более того - наслаждается тем, как сестра попала в ловушку, словно испытывает эйфорию от ее конвульсий и сбитого дыхания.
"Не отводи взгляд, слышишь, ну же, смотри"
Лицо и тело покрылось испариной, перед глазами поплыли разноцветные круги... Наверное, в такие минуты лучше лишиться сознания и забыться. А боль пусть продолжает, подобно ядовитому веществу, разъедать клетки, душить в своих объятьях. Главное не чувствовать этого. А если и чувствовать, то не осознавать.
Еще немного и мисс Кэрроу бы лишилась чувств, но Finite Incantatem, посланное Амикусом Кэрроу, словно вселило в нее новые силы.
Нужно было отдышаться и угомонить отголоски Круцио, которое, словно, все еще сжимало в тисках все тело. Впрочем, сейчас Кэрроу чувствовала почти что блаженство по сравнению с тем, что пришлось испытать несколько минут назад. Плевать, что поднялось давление и пошла носом кровь, плевать, что Амикус вопил над ней, словно нервная девица, на все плевать. Главное добраться до палочки и.... отомстить.
Девушка вливает в себя несколько капель зелья и отшвыривает в сторону пузырек. Прилив энергии едва ли ощутим, но есть дельце, которое способно повлиять на "возрождение" сильнее всякого зелья.
Кое-как встав на ноги, чувствуя головокружение, ощущая, как теплые струйки крови текут по губам и подбородку, Алекто усмехается и поднимает с пола палочку, после чего подходит к брату и, впившись оружием тому в бок, произносит:
- Incarcero! - сумасшедшая улыбка на губах и звонкая пощечина предназначенная для братца, - позволь мне поиграть с тобой, Мик? Поверь, я делаю это куда изящнее чем ты, - тихо произносит девчонка брату на ухо, скользя рукой по его кисти, стараясь разжать его пальцы, чтоб тот выпустил оружие.
- Ну же, без волшебной палочки интересней, чувство безысходности, адреналин. Впрочем, как хочешь. Быть может мы заиграемся настолько, что завтра в Вырчай-комнате найдут трупы близнецов Кэрроу. А что, красиво... - с придыханием говорит Алекто, уже не обращая на волшебную палочку брата никакого внимания. Ей нравится чувство опасности, а Амикус, похоже, не успокоится, пока не почувствует на себе Круцио. Ну что ж, говорят, что есть люди, испытывающие наслаждение от боли.
Алекто отходит от брата и берет в руку крошечное лезвие с заветного столика. Здесь даже нет рукоятки, просто стальное острие, использование которого станет прелюдией. Она почти что полюбовно проводит рукой по щеке Кэрроу, оставляя тоненькую алую дорожку, с которой сочиться багровая жидкость. Амикус морщится, но терпетт, а Алекто рисует кровавые эскизы теперь на его груди. Просто неглубокие царапины, выводимые женской рукой, мучительно-медленно и даже нежно.
- Ты ничтожество, Амикус, - заявляет Алекто, - просто маленький запуганный мальчик, который причиняя боль любимому человеку, пытается как-то возместить свою.
Кэрроу заправляет темную прядь Амикуса, упавшую на лицо, за ухо, и направляет палочку ему в грудь.
- Crucio! - ее желание ему отомстить настолько велико, что заклинание срабатывает мгновенно, и брат навзничь падает на пол. Алекто лишь опускается рядом с ним и гладит по волосам, стараясь еще больше раздразнить и уязвить.

Он что-то говорил, приглушенно стонал, кусая в кровь губы. В его глазах она видела себя, льстила тем, что способна в себе вместить утонченную жестокость и хладнокровие. Впрочем, какое к черту хладнокровие, если пальцы невольно трясутся, а ресницы то и дело опускаются, откидывая длинные заостренные тени на точеные щеки. Только бы не видеть. Представлять на месте самого дорогого человека злейшего врага, однако, стараться задеть его за живое, а не просто растоптать, как ненужную вещь. Она никогда не посмотрит на Амикуса как на падшего человека, что бы он не делал, никогда не обвинит и не осудит его, если действия будут направлены в сторону третьей персоны, но терпеть унижения с его стороны - увы, тоже не удел. Сильная девочка, она принимает правила игры и хочет в ней выиграть, не оставив ему право на победу. Он должен остаться где-то позади и в ответ на преподанный урок - получить "дополнительный материал" от ученицы...
Она прекрасно чувствовала, что ему нравится прелюдия, ощущала, как леденеет его кожа и готова была бросить все, лишь бы избавиться от чувства необъяснимого трепета где-то внутри себя. Но Кэрроу не привыкли останавливаться на полпути и тогда с ее уст сорвалось Круцио. Амикус даже успел что-то сказать ей перед этим, а теперь валяется на полу, изнывая от невыносимо пленительной боли.
- Я никогда, слышишь, никогда, не использовала бы тебя ради своего удовольствия в качестве подопытного кролика, причиняя тебе боль. Ты сам, Мик, вынудил меня к этому. И да, признаюсь, мне нравится чувствовать превосходство над тобой. Месть иногда слаще шоколада. Хотя, как и шоколад, она порой бывает горькой, - прошипела она склонившись к его лицу и прикоснувшись губами ко лбу, пробуя на вкус солоноватые капельки пота.
"Я никогда не буду испытывать подобного удовольствия мучая кого-нибудь другого... только потому что ты единственный в мире человек, которого я считаю выше себя, к кому могу прислушиваться, кого по-настоящему люблю, в конце концов"
Она настолько зациклена на собственных мыслях и ощущениях, что не слышит его просьбы, лишь замечает слабое шевеление губ и начинает громко, с едва уловимыми нотками истерики, хохотать.
- Тебе мало, твою мать? Ты хочешь пошатнуть свою и без того неуравновешенную нервную систему? - шепчет она ему на ухо и разрезает лезвием веревку, которая сковывает тело брата. Она будет смотреть, как он качается по полу от боли, нежно проводя тонкими пальчиками по волшебной палочке, стараясь решить, что стоит сделать дальше - остановиться на достигнутом, или продолжить забаву.
- Я не стану делать того, что ты хочешь, - мягко отзывается она, - боль, учитывая то, что именно к ней ты стремишься, сильно щедрый подарок для тебя. Ты отдохни, а я пока... - мисс Кэрроу с ухмылкой прикуривает сигарету и садится рядом с братом, напевая под нос старую колыбельную, которую когда-то в далеком детстве пела близнецам их маменька.
"Помнишь Мик, наш старый сад и спелые яблоки в нем? А помнишь вечные догонялки и мои детские истерики из-за сломанных кукол. Кто знал, что мы дойдем до такого. Кто знал? Хотя, наверное, все дело в том, что дети выросли, и игры у них стали другими.... Нам ведь весело.... А помнишь?..."
Алекто плавно опускает непотушенную сигарету на ладонь Амикуса Кэрроу, оставляя небольшой ожог, а после:
- Finite Incantatem! - в голосе сквозит безразличие и усталость, когда пыточное заклинание отпускает слизеринца, - Круцио - это искусственная боль. Давай продемонстрируем друг другу настоящую. Relashio! – тысячи сияющих молний вылетают из волшебной палочки и, соприкасаясь с телом парня, откидывают его в сторону, словно кеглю, после чего девушка лишь учтиво бросает ему его оружие. Во взгляде – ожидание и сожаление, спрятанное под веером густых ресниц.

- Я тоже тебя люблю, - спокойно соглашается Алекто, склонив на бок голову. Она чувствует, что Мик не получил желанного, но где, черт подери, праведная злость, где желание проучить чертовку, которая решила ввести в игру свои правила.
"Я ведь слабая, Амикус, слабая, как новорожденный птенец. Помнишь, в детстве ты выкидывал из гнезда такое бесхребетное существо, которым являюсь сейчас я. Так почему же ты не хочешь сравняться со мной силой. Боишься убить? Покалечить? Не сможешь, Мик, это ведь очевидно. Нам только кажется, что мы не способны различать грани, но между нами существует нечто негласное и безгранично прочное. Мы просто забавляемся, испытывая друг друга на прочность. И сейчас, похоже, оба сдаем позиции. Не верю, что твое любимое Крцио истощило тебя настолько, что ты не способен на гнев. Это ведь просто я... сестра, Летти, девчонка с двумя огромными бантами, которой ты подкидывал в суп червей и рассказывал сказки о злобных призраках... И я безумно люблю тебя. Давай махнем во двор и будем любоваться звездами и ловить кружащиеся в воздухе снежинки? Прекратим испытание и пустим все на самотек. Не будем злить жизнь, она все равно на нас отыграется".
- А ведь была такая шикарная композиция, - зацокав языком, нарочито удрученным тоном произнесла Алекто, когда трупик щенка испарился в сероватой дымке. Она была чертовски рада исчезновению тошнотворного сладковатого запаха крови и не самого приятного зрелища, но Слизерин учит относиться ко всему с нездоровой иронией. Жизнь и смерть должны быть высмеяны, ибо наследники Салазара считают, что их сила в том, что они не признают того, над чем в отчаянии трясутся простые смертные.
У них персональное безумие на двоих. Порой близнецы не понимают друг друга, зато всегда чувствуют, угадывая самые сокровенные желания. прислушиваясь к стуку сердца, которое всегда бьется в такт. Ровно так же как и дыхание: прерывистое или систематизированное, они способны подстраиваться друг под друга, использовать эмпатию и всегда находиться в курсе ощущений своей второй половины. Природа жестоко надругалась над ними ибо разделила единое целое. Как мать с ребенком, так брат с сестрой чувствуют себя неспокойно находясь порознь. Это все равно что твое сердце разгуливает отдельно от тебя, но всю боль, которая на него сваливается, ты ощущаешь на собственных плечах.
"А что если наградить друг друга Круци одновременно? Амикус.... я нашла секрет наслаждения, ведь мы дойдем до пика одновременно, жаль только, что не сможем остановиться. Знаешь, когда-нибудь для нас настанут скверные времена. Давай пообещаем тогда друг другу использовать только что придуманную мной методику. красивая смерть в муках. Жаль только что без крови. Я схожу с ума? Это заразительно"
Гулкими шагами она пересекает комнату и ложиться на пол рядом с братом, сжимая в руке его ладонь, словно пытаясь подстроиться под его пульс. Сводчатый потолок выглядит величественно-неосязаемым в пространстве Выручай-комнаты, которая почему-то кажется целой вселенной.
- Продолжим, - отзывается Кэрроу, - только позволь спросить, что ты чувствуешь? - спрашивает она, крепко сжимая палочку. Поворачивается к брату, не выпуская его руки из своей и смотрит шоколадно-каштановыми глазами на его лицо, изучая каждую черточку, словно видит его в первый раз.
Таким - и вправду впервые.
Твой ход, Амикус.
Бей Королеву и становись в Дамки.

Монолог брата о свойствах дивного зелья Алекто слушала с явным выражением скептицизма на лице.
"Выторговал у Снейпа? Да ты новатор, Амикус, старое доброе Круцио же не интересно?"
Амикус казался таким предусмотрительным и безмерно уверенным в себе, своих силах и своих словах. Ну, просто загляденье, как хрупкая стеклянная ваза, на вид крепкая и тяжелая, которая, однако, может разбиться в любой момент. Яркие искорки восторга влияли в его глазах, но в словах слышались нотки странной усталости, отчего на Алекто мягкими волнами начала накатываться депрессия и ощущение безысходности. А еще - сонливость, которая улетучилась в одно мгновение, когда брат, полный решимости, попросил ее принять зелье тоном, не терпящим возражений.
- Попробовать это? - неуверенно переспросила Алекто, словно давая брату шанс отказаться от дурацкой затеи, делая вид, что не расслышала.
- Тебе явно тесно со мной в одном мире, - выдохнула девушка. Она уже практически не помнила об истоках сегодняшнего безумия. Кто, кому и что именно хотел доказать? Зачем? Сейчас показательная демонстрация переросла в соревнование брата и сестры, в котором каждый пытался спрятать свои подлинные эмоции на самое дно каменного сердца и как можно больнее уколоть, причинить боль, поставить на место, если хотите.
Она запуталась и надеялась, что хотябы Амикус все еще не потерял голову и до сих пор преследует изначально поставленные цели. Но потемневшие зрачки его глаз и непроницательное лицо убеждали его в обратном. Между пальцами, словно в тисках, был сжат флакон с черной жидкость. Всего один глоток - и можно пережить самую сильную боль... если, конечно, удастся ее пережить.
"Я сетовала на искусственность Круцио, Амикус мне предлагает нечто настоящее. Мерлин, ну и семейка. Садист и мазохиста."
Кэрроу отвлеклась и, когда, наконец, подняла глаза на брата, его находка уже была без пробки. Зелье - готовое к принятию. Но готова ли сама слизеринка.? Она успела поразмыслить над мотивами, но ей решительно не хотелось пить эту маслянистую мерзость: страх и элементарное нежелание покоряться прихотям Амикуса брали верх. Алекто даже хотела было встать и направиться к выходу, но все произошло слишком быстро.
Мик никогда не отличался терпеливостью, и нынешняя ситуация не оказалась исключением. Лекто почувствовала пальцы Амикуса, сжимающие ее щеки и невольно раскрыла рот, а после - отвратительно-горькое ощущение во рту от маслянистой травяной жидкости, которая уже находится на полпути к желудку.
- Я убью тебя! - жалобным тоном прошептала Алекто, но брат подготовил ей новый сюрприз. Его губы оказалось на опасно-близком расстоянии к ее губам. Сначала - мягкое, схожее с порханием бабочки, легкое касание, после - совсем не братский поцелуй. Обида за насильно вылитое в девчонку зелье брала свое, ощущение запрещенности подогревало интерес, сила брата и его власть над ней злили, придавая силы, и в то же время делали ее совершенно беспомощной.
Несколько глухих ударов кулачками по его спине, прикушенная нарочно, до крови, его губа и, наконец мисс Кэрроу входит во вкус. Ее язык исследует ротовую полость Амикуса, время от времени наталкиваясь на препятствие и вступая в противоборствующий танец с его языком. Руками она обвивает шею брата, все больше и больше привлекая его к себе. Дыхание сбивается и кажется, что мир вокруг перевернулся с ног на голову. По телу расплывается приятное тепло, а после - чувствуется острая боль в районе позвоночника, словно кто-то предательски ткнул ей в спину острый нож.
Зелье вступило в действие...
Громкий, хрипловатый выдох разрезал нависшую над ними тишину. Выгнувшись в спине, Алекто невольно опустила руки с плеч Амикуса и упала на пол от немыслимой боли, что прокатилась по телу.
Она никогда раньше ничего себе не ломала, а сейчас чувствовала, что именно это происходит с каждой косточкой ее тела. Девушка приближалась к порогу болевого шока и всеми фибрами души ненавидела сейчас одного единственного человека – своего брата.