Она изменила голос. В нем был испуг и, как показалось Малфою, просьба. Она застыла на месте. Впервые в жизни он слышал, чтобы из ее уст вылетал такой голос. С хрипотой. Кажется, она и в самом деле была напугана. Эти слова были музыкой для ушей слизеринца. Этот взгляд, полный страха, был для него произведением искусства. Как не ненавидел он гриффиндорок и магглорожденных, все же не мог не отметить, что Лили Эванс была привлекательной девушкой. У нее были пышные рыжие волосы и очень красивые изумрудные глаза. Внутри себя, как не противна самому ему была эта мысль, он признавал это, считая Лили симпатичной. Но об этой своей постыдной тайне он не признался бы даже под пыткой.
«Ей же хуже», - думал Малфой, «Привыкла, небось, что ей за красивые глазки все прощают! Ничего, на коленях будет ползать и просить меня пощадить ее!».
- Директор? - переспросил Люциус таким тоном, будто спрашивал: "да ты, никак, сдурела?", - Начинаются каникулы. Этот старый маразматик отправится в отпуск или по делам. У него не хватит времени даже выслушать тебя. А если и хватит, то все равно не будет до тебя никакого дела. Повторяю еще раз - ты одна. Ради такой, как ты, ни одна тварь не захочет что-либо предпринять. Ты что, тупица, или тебе так трудно это понять? Видимо, учителя и впрямь ошибались на твой счет...
Слова вылетали у него непроизвольно. Ему хотелось оскорбить, унизить ее. Его приятели, похоже, потеряли к происходящему всякий интерес, и, стоя у лестничного пролета, тихо переговаривались о чем-то своем. Малфой же был весь вовлечен в процесс. Его несло по течению. Он хотел большего. Он хотел увидеть, как она будет умолять его отпустить ее, как снова слезы польются из ее глаз. Еще чуть-чуть и он сломает ее. Кажется, он знал средства, которое могло помочь ему в этом.
- Кстати, Лили, - каким-то странным, но до ужаса подлым тоном промолвил он, - А правду говорят, что если уничтожить волшебную палочку, то ее обладатель теряет часть своей души? М? Может, проверим?
Нога Малфоя сильнее надавила на палочку мисс Эванс. Раздался легкий, еле уловимый, хруст. Это было за гранью. Страшно подумать, на что способен этот гадкий слизеринец. Убить душу?! Особенно, если девушка магглорожденная. Какие последствия может повлечь за собой это действие? Вдруг, будет еще хуже...ведь говорилось только о чистокровных волшебниках. Но Люциуса это несколько не трогало. Наоборот, забавляло. Еще минута и он будет слушать жалобные мольбы рыжеволосой гриффиндорки.

Вы никогда не задумывались, отчего происходит имя Люциус? Возможно, от слова "Люцифер", что на многих языках означает - дьявол. Да, слизеринец был похож сейчас на дьявола. Настоящего. Беспощадно истязающего душу своей жертвы, мучая ее, но при это издеваясь, и, несомненно, получая удовольствия. Он улыбался и, почти ласково, гладил Лили по щеке. Сколько ехидства и насмешки было в этих жестах. Она не сопротивлялась. Возможно, находилась в состоянии легкого аффекта. Глаза юноши блеснули каким-то странным, зловещим блеском. Он подался чуть вперед.
- Ну что ты, маленькая, - тихо спросил Малфой, перебирая в руках ее шелковистые рыжие волосы, - Страшно? Не бойся. Это будет не больно...возможно. А, возможно, и нет. Но если ты будешь сопротивляться, то тебе точно не спастись.
Он рассмеялся. Но глаза его не смеялись. По-прежнему продолжая пронизывать Лили своей ледяной волной. Сотрясая ее изнутри, холодя ее душу. Все эти действия слизеринца показывали, что он хочет добить Лили Эванс. Но за что? За что он ее так ненавидит? Малфой и сам не мог дать себе ответ на этот вопрос. Он просто получал от этого удовольствие, вот и все. Образчик нежности и великодушия в эту минуту встретился с образчиком подлости и жестокости. И второй одерживал верх. Неужели это значит, что зло в этом мире сильнее добра? Люциус наклонился к самому уху рыжей гриффиндорки.
- Я избавлю мир от тебя, Лилиан Эванс, - едва слышно произнес он, но таким тоном, что человек, стоящий подле него, пустился бы бежать со всех ног, Я тебя уничтожу. Раздавлю, как букашку, как грязнокровку, которой ты являешься. Слышишь этот хруст, Лили? Это хруст тебя и твоей души, цепляющейся за последнюю преграду.
И, действительно, каблук юноши в этот момент еще сильнее надавил на палочку девушки. Он слегка отстранился и посмотрел в ее красивые изумрудные глаза. В них снова начинали появляться слезы. По телу Малфоя пробежала сладкая дрожь, при виде этого. Да, он ее почти сломал. Осталось лишь какое-то мгновение.
- Если хочешь спастись, то попроси меня об этом, грязнокровка. Я же знаю, ты умеешь просить. Ты у нас вежливая.
Он снова засмеялся. Ехидно, гадко, ядовито. Девушке и без того было плохо, ее оскорбил любимый человек, и растоптав всю гордость, мучает и унижает какой-то надменный слизеринец. И не было этому конца. Малфой отпустит ее, но не раньше, чем увидит, как ее слезы, уже проступившие на глазах, потекут по щекам, а она жалобно попросит его отпустить ее. Есть ли предел жестокости Люциуса?

На мгновение...лишь на одно короткое, едва уловимое, мгновение сердце юного слизеринца дрогнуло. В глазах, которые до сих пор смотрели так холодно и с таким презрением, казалось, промелькнула жалость.
«- Почему же ты не радуешься?», - спросил себя Малфой, «- Ведь именно этого ты так ждал».
Да, он действительно ждал и предвкушал именно такую реакцию. Он хотел увидеть, как заструятся по ее щекам слезы. Как тело будет изнутри и снаружи содрогаться от страха, боли, обиды, рыданий. Как она будет жалобно просить его. Так и произошло. Девушка заплакала. Затем взмолилась, называя его по имени. Трудно было сказать, была ли в эту минуту девушка в Хогвартсе прекраснее, чем Лили Эванс? И был ли в этот момент юноша омерзительнее, чем Люциус Малфой? Получил ли он удовольствие от созерцания этой сцены сейчас? Нет. Почему? Всегда такой холодный и безразличный к чужим страданиями он, вдруг, почувствовал угрызения совести? Здесь, вынуждены будем сделать небольшое лирическое отступление. Приходилось ли Вам, дорогой читатель, когда-нибудь заглядывать в душу человека, пускай свою собственную? Приходилось ли Вам рыться в уголках своей совести, потайных коридорах своих желаний, исследовать их? Попробуем сделать это еще раз. Нет в мире ничего более загадочного, ничего более величественного, беспредельного, а вместе с тем более сложного, чем человеческая душа. Будто это глубокое море, из которого нельзя вынырнуть, или голубое атласное небо, в котором ты не можешь дышать. Человеческие души очень противоречивы. В каждой из них порой происходит столкновение чувств, эмоций, грехов, желаний. Там, в глубине, во мраке, под видимостью спокойствия, происходят поединки гигантов, как у Гомера, схватки драконов с гидрами, там толпа призраков, как у Мильтона, и фантасмагорические круги, как у Данте. Как темна бесконечность, которую каждый человек носит в себе и с которою в отчаянье он соразмеряет причуды своего ума и свои поступки. В данном случае, в душе у Люциуса - как не странно, таковая у него существовала - боролись между собой два, в равной степени сильных чувства. Одно - было желание поднять руку, положить на плечо гриффиндорки, вытереть ее щеки, сказать, что был не прав. Возможно, извиниться? Это было безумием для него. Но что же делать, если таковое чувство рвалось изнутри? У человека могут быть свои убеждения, особенно у такого, как Малфой. Но этому не дано было свершиться, пока внутри с этим чувством боролось такое же по силе чувство - желание продолжать, мучить ее дальше. Ни за что не отпускать. И как теперь поступить? В конце-концов, юноша вздохнул, глядя в красивые изумрудные глаза рыжей гриффиндорки, которые застилали слезы.
- Я... - выдавил он. Еще мгновение, и первое чувство, бушевавшее в нем, вырвалось бы наружу. Но нет. Он не мог себе этого позволит. Тряхнув головой, слизеринец быстро выбросил эту мысль. Глаза его по-прежнему стали смотреть с холодно. Лицо приняло надменно-спокойное выражение. Однако и второму чувству он не хотел давать волю.
- Бери, - произнес он ледяным тоном, отступая на шаг, и разрешая Лилиан поднять с пола ее палочку, - И убирайся отсюда.
Каков бы не был предел подлости и жестокости Малфоя, все же, он сейчас не мог поступить иначе. Люцифер внутри него исчез. Остался только Люциус. Просто Люциус. Слизеринец. Но все же не опустившийся в своем зле до предельного уровня. Юноша сделал знак друзьям, которые снова стали следить за действиями Малфоя, хоть и без улыбок, похоже, снова проявив определенный интерес к происходящему, чтобы они пропустили Лили, и не препятствовали ей. Те, молча, подчинились. Видимо, им тоже было жаль несчастную девушку...